фашистских солдат и офицеров никогда не поднимутся с холодной земли.
Вечером мы с Катюшей вместе. На улице тихо, только снег поскрипывает под ногами. Воздух чистый, бодрящий.
— Пойдем на танцы? — вопрошающе смотрит на меня Катя.
...Света в «зале» маловато: лампы горят вполнакала. Но это нисколько не смущает танцующих. Они — во
власти музыки, ритмов. Наша русская музыка здесь, в чужом краю, на чужой земле, — как голос
любимой Родины, как радостное свидание с родным домом, друзьями, близкими. Весело кружатся пары, и мы с Катюшей тоже вливаемся в круговорот танцующих.
После танцев бредем по искрящимся снегом улицам. Молчим.
— Расскажи о себе, — просит Катя. — Мы ведь с тобой друзья...
А что рассказывать. Кажется, еще и не жил совсем. После окончания аэроклуба приехал в
Ворошиловградскую школу военных летчиков. Учеба давалась легко. Но началась война, и программа
наполовину сократилась: фронту нужны были летчики.
К осени сорок первого года уже летал на СБ (скоростном бомбардировщике). Но в разгар учебных
полетов заболел гриппом и попал в госпиталь. [180]
Это было в конце октября. Враг приближался, и наша школа военных летчиков готовилась к эвакуации.
Госпиталь вывезли на сутки раньше: ночью был подан эшелон, быстро погрузили раненых, больных, подвезли имущество и — в путь.
Семь суток стучали колеса. Наконец остановка.
— Что за станция? — спрашиваю идущего вдоль состава осмотрщика вагонов с длинным молоточком в
руке.
— Оренбург, милый! Оренбург! — отвечает он. Далековато забросило меня, думаю. Когда же теперь
попаду на фронт?!
Ко всему, то ли по чьей-то ошибке, то ли по недоразумению попал я... в инфекционную палату — в
истории болезни четко значится: «брюшной тиф». Это — два месяца карантина. А тут еще сводки
Совинформбюро одна тяжелее другой: занят фашистами мой родной Изюм, захвачен Ворошиловград.
Лишь в конце января выписали меня наконец из госпиталя и выдали на руки документы. Спешу в
горвоенкомат.
Дежурный берет документы и скрывается за высокой дверью. Минут через десять получаю документы и
направление на пересыльный пункт.
Два дня на пересыльном пункте показались мне вечностью. Стоял часовым у входа, дневалил, ходил на
земляные работы...
«Что-то не то! Не туда меня направили», — закралось сомнение. Снова иду в военкомат. Там поделился
своими сомнениями с дежурным — молоденьким лейтенантом, рассказал, что я летчик, что мне надо
разыскать свою военную школу. Он участливо выслушал и посоветовал:
— Надо взять документы у начальника пересыльного пункта, а потом я зайду с вами к начальнику второй