«юнкерса». Чуть-чуть доворачиваю свой самолет с учетом упреждения и с силой нажимаю одновременно
на кнопку пуска реактивных снарядов и на гашетки пушек и пулеметов. Штурмовик буквально
выплескивает мощную струю огня. «Юнкерс» вспыхнул и стал падать. Так был открыт счет сбитых мной
в воздухе вражеских самолетов.
Я убрал шасси, развернулся влево и только стал искать новую цель, как в шлемофоне раздался голос
командира:
— Сбор! Сбор!..
Приказ есть приказ. Наша шестерка собирается. Все целы и невредимы. Каждый занимает свое место в
боевом порядке. Подходят «яки», и в их сопровождении шестерка «илов» возвращается на свой аэродром.
3.
Нелегко давались нам победы. В период наступательных операций наших войск полк выполнял сложные
и ответственные задания. Летчики по нескольку раз вылетали на штурмовку переднего края противника, наносили удары по важным целям в тылу врага. Днем и ночью гремели бои — тяжелые, кровопролитные.
В одном из жарких боев сложил голову мой ближайший друг Игорь Калитин. Тяжело было сознавать, что
он никогда уже не вернется в боевой строй, что я не увижу его улыбки, не услышу доброй дружеской
шутки. Я словно бы осиротел. Не хотелось верить случившемуся, не хотелось мириться с тяжелой
утратой.
Произошло все так. [50]
...Эфир, как всегда, полон голосов: сотни танковых и самолетных радиостанций ведут обмен, кто-то
кому-то отдает приказ, кто-то просит помощи, требует огня. В русскую речь вплетается немецкая. Один
непрестанно повторяет позывные, другой кричит открытым текстом. «Бей его, Леня! Бей!..» Попробуй в
этом шуме и свисте различить голос командира!
Но я все же улавливаю слова ведущего. — Держитесь плотным строем: в воздухе «фоккеры»!..
Перестраиваемся. Продолжаем полет к цели. С восьмисотметровой высоты отчетливо видны на поле боя
«коробочки» — фашистские танки. Их-то нам и предстоит атаковать. При перестройке вдруг почему-то
наша группа рассыпалась. Я оказался позади Калитина.
Связываюсь по радио с Игорем:
— Видишь танки? Бьем!
Да, он видит цель: его самолет уже пикирует. Иду несколько правее, сзади.
И тут произошло неожиданное: из-под мотора Игоревого штурмовика полыхнуло пламя. Машина словно
бы стала разматывать ленту черного дыма. «Неужели?!»
Хоть Игорь и сам знает, что ему делать, я кричу:
— Маневрируй! Сбивай пламя! Слышишь?!.
Но Калитин молчит. Только шорох да свист на нашей частоте.
А штурмовик стремительно мчится к земле. Рядом проносятся огненные трассы — это бьют по мне
вражеские истребители. Но я не обращаю внимания. Что предпринять? Подставить бы свои крылья, сдержать его падение!.. Эх, Игорь, Игорь, друг мой дорогой!