еще упорнее, бить врага еще сильнее.
Иные утверждают, что после сложных боевых ситуаций появляется страх. У меня же появилась какая-то
неукротимая жажда летать. Впрочем, в глубине души притаилось что-то похожее на страх. Но это было
совсем другое чувство: я спешил, я очень хотел поскорее увидеть Катюшу — и вместе с тем опасался
этой встречи.
...Первым, кто повстречался мне на пути, был мой дорогой друг и боевой товарищ Антон Малюк. Мы
обнялись, [109] расцеловались. Он, оказывается, ждал меня с утра.
— Как же ты узнал, что я должен приехать? Я ведь никому об этом не сообщал...
— Я все знаю, — сиял Антон. — У меня особое чутье!
Нас окружили товарищи. Жали мне руку, поздравляли с выздоровлением, сообщали наиболее важные
новости. Их оказалось много. Были хорошие, были и нерадостные. То, что полк наносил удары по
вражеским группировкам, откатывавшимся в глубь Крыма, — это, разумеется, было хорошей вестью. А
вот услышать, что погибли такие прекрасные летчики, как Толмачев, Сачивко, Егорышев, было больно и
тяжко.
— Командиру полка присвоено звание подполковника! — сообщал один.
— Новички прибыли, всех в третью эскадрилью определили, — дополнял другой. — Может, знакомы
тебе такие фамилии — Карпеев, Обозный, Масленцев, Киреев, Кожушкин?
Нет, я этих ребят не знал, но мне предстояло пройти с ними большой фронтовой путь.
— А про Береснева тебе еще не рассказывали? Послушай...
И товарищи поведали мне о подвиге младшего лейтенанта Анатолия Береснева.
...Вторая эскадрилья во главе со старшим лейтенантом Леонидом Бедой штурмовала вражеский аэродром.
Прямым попаданием зенитного снаряда был поврежден самолет командира, и Леонид Беда вынужден
был сесть на занятой противником территории. Группу возглавил заместитель Беды — лейтенант
Брандыс. Он перестроил эскадрилью и передал по радио приказание Бересневу сесть и взять на борт
комэска и его воздушного стрелка Семена Романова.
Легко сказать — взять на борт! Сверху Береснев хорошо видел, как отовсюду к штурмовику бегут
гитлеровцы. Он прошел почти над головами фашистов, обстрелял их и сел рядом с командирской
машиной. Комэск поджег ее — чтобы не досталась врагу, быстро вскочил на крыло бересневского
самолета и втиснулся в кабину воздушного стрелка. Стрелок Романов устроился в гондоле шасси. [110]
А в это время четверка штурмовиков во главе с Брандысом буквально поливала гитлеровцев огнем.
Береснев дал газ, мотор взревел, и с четырьмя отважными авиаторами на борту штурмовик взлетел над
головами фашистов и вернулся на свой аэродром. Какие молодцы! — искренне восторгался я Бересневым