Раздетых, нас погнали к оврагу метрах в ста пятидесяти от канцелярии. Здесь уж украинцы себя не сдерживали, колотили бегущих евреев палками от души. У края оврага нам приказали остановиться. Мама велела мне закрыть глаза и не смотреть. Но я всё равно из упрямства её ослушалась и приоткрыла глаза. Что я увидела — это не может уложиться в сознании нормального человека. Сотни, тысячи окровавленных трупов слоями, как в торте или пироге, лежали в огромном овраге. Нас вначале выстроили в линию. Тётю Сару с Лёвой я потеряла из виду, наверно, их уже расстреляли, но мама была рядом, она стояла слева от меня и шептала: «Держись, моя девочка». Вдруг пулемётчик с другого конца оврага по-немецки прокричал автоматчикам, что ров переполнен, и если нас расстрелять из пулемёта, то придётся долго разгребать трупы для новой партии. Будет удобнее, если мы сами спустимся в овраг и ляжем поверх убитых, а уж потом нас прикончат.
Я думаю, план моего спасения родился в голове у мамы, пока немцы через переводчика объясняли украинцам, что да как лучше с нами сделать. Когда мы по узкому проходу, подгоняемые полицаями, спускались в овраг, мама успела шепнуть мне на ухо, чтобы я легла рядом с ней.
Вот мы на верху пирамиды из человеческих тел. Здесь даже и не холодно. Нет ветра, и тела убитых ещё не успели остыть, греют. Подо мной лежало тело молодой женщины с такими же длинными чёрными волосами, как у меня и мамы. Пока автоматчик, методично стреляя, подходил к нам, мама велела мне просунуть голову вниз, в щель между телами, а голову убитой женщины подо мной наоборот вытащила наверх. Её расстреляли из пулемёта в спину, затылок был цел, а автоматчик сейчас расстреливал жертв именно в затылок. Для большей маскировки мама распушила свои роскошные волосы и прикрыла меня, как саваном.
— Не шевелись до темноты. Притворись убитой.
Это были её последние слова. Выстрел оборвал их. Я чувствовала, как содрогнулось тело моей соседки подо мной, получившей в затылок пулю, предназначавшуюся мне.
До темноты каратели успели уложить ещё два слоя убитых. Под тяжестью их тел мне было тяжело дышать, стало совсем холодно. Но я терпела и притворялась мёртвой. А когда сверху стали ходить автоматчики и добивать выживших, я от ужаса и страха потеряла сознание.
Очнулась в кромешной тьме. Всё тело сводили судороги от холода. Я напряглась, что было сил, и скинула с себя трупы. Кто это были — мужчины или женщины, молодые или старые — я не разглядела в ночи. Да и мне было уже всё равно.
Голая, окровавленная, я вылезла из оврага и поползла через старое кладбище, через могилы на светящиеся огоньки человеческого жилья.