Очнулась я в какой-то невзрачной коморке. Старик с седой бородой и добрыми глазами обтирал моё бесчувственное тело спиртом и поил целебными горячими снадобьями. Это был кладбищенский сторож — дед Архип. Русский, из донских казаков. Я прожила у него целых два года. Днём пряталась в кладовке от посторонних, из сторожки выходила по ночам. Моими собеседниками были только звёзды и умершие под могильными плитами, а ещё тысячи расстрелянных немецкими и украинскими фашистами невинных людей. Мама, тётя Сара, Лёва… Сколько вас, жертв Холокоста, зарыто в оврагах Бабьего Яра! Сто пятьдесят, двести тысяч? Как можно это простить и забыть?!
«Лишь немногие из присутствующих знают, что значит, когда лежит груда трупов, — сто, пятьсот, тысяча трупов… Выдержать всё это и сохранить порядочность, — вот что закалило наш характер. Это славная страница нашей истории, которая никогда не была написана и никогда не будет написана», — говорил Генрих Гиммлер офицерам СС.
Патологический садизм, производство смерти, поставленное на поток. Вот что такое нацизм! Извращённая античеловеческая идеология, как раковая опухоль, разъела моральные устои немцев. Но что заставляло украинцев принимать участие во всех этих зверствах? Ведь гитлеровская доктрина о чистоте арийской нации предусматривала следом за уничтожением евреев и цыган порабощение и в конечном счёте ликвидацию неполноценных славянских народов.
После «очищения» Киева от евреев удалось решить проблему нехватки жилья благодаря вселению в освободившиеся квартиры благонадёжного украинского населения. Тысячи украинцев служили во вспомогательной полиции и участвовали в охране гетто, отправке евреев в лагеря смерти, их конвоировании к месту убийств и в самих убийствах.
Многие доносили оккупантам на скрывающихся евреев, а потом присваивали себе имущество убитых, вселялись в их дома и квартиры. А иногда украинцы по собственной инициативе, без оккупантов, расправлялись с жидами.
В моей жизни не было счастливее дня, чем б ноября 1943 года, когда советские войска вместе с чехословацкой пехотной бригадой освободили Киев от фашистов. Я впервые за два года днём вышла из своего укрытия. Шла по разрушенному Крещатику в ватнике и старой шерстяной шали и плакала от счастья, встречая танки с красными флагами.
Я пыталась записаться на фронт, чтобы бить фашистов, но меня оставили на службе в Киеве переводчиком в управлении НКВД. Мне довелось принимать участие в допросах многих «шуцманов». Перед лицом возмездия они вели себя как подлые твари, сдавали друг друга, перекладывали свою вину на других и молили о пощаде.