Джон Найтингейл. Истории о потустороннем (Дубинина) - страница 32

«Дорогой Джон, это был мой рождественский подарок. Теперь ты видишь, какой могла бы быть твоя жизнь? Скучная, серая, полная слабостей и пороков, так характерных для обычных людей. Но ты не обычный, Джон. Ты особенный. Поэтому я выбрал тебя…»

Я дернулся и проснулся. Спина тут же отозвалась резкой болью.

Голос незнакомого мужчины из сна еще звенел в моей голове, так что я не сразу понял, что спал в неудобном кресле. Моем любимом, с зеленой обивкой.

— Мистер Джон! — мадам Деларош грозно уперла руки в бока, — Вы спали здесь? А это что? На полу валялись осколки бокала, а его содержимое успело впитаться в ковер.

— Какой сегодня день?

— Рождество, мистер Джон. Сколько Вы вчера выпили?

— Рождество! — я вскочил как ошпаренный, — Это просто чудесно! С Рождеством, мадам, с Рождеством! От избытка чувств я закружил женщину в танце.

— Отпустите меня немедленно! Я уже не девочка для таких развлечений. И кстати, Вам письмо. Я вскрыл простой белый конверт и прочитал вложенную туда открытку: «С Рождеством, доктор Найтингейл!» И подпись — «Агата Л.»

История шестая

Глаза хищника

Как и всегда в старой доброй Англии, не успело отшуметь Рождество, как наступило мое самое нелюбимое время, когда свежо еще в памяти светлое праздничное настроение, а за окном который день я наблюдаю лишь потоки грязной воды, проплешины серого снега на серых же грустных мостовых и скучающие бледные лица прохожих, кое-где мелькающие из-под раскрытых зонтов. Зима быстро сдавала позиции, однако и о весне говорить пока не приходилось. Мой отец называл такое межсезонье «серостью», и это было тем единственным, в чем я был с ним согласен. Ко всему прочему, я заболел. Доктор подхватил простуду, какая нелепость!

Раньше мне не приходилось попадать в столько глупую ситуацию.

Пациенты ждали меня, но как я мог явиться, пылая от жара, беспрестанно чихая и не выпуская из рук клетчатого носового платка? Борьба между собственным недугом и врачебным долгом вконец измучила меня, и рассерженная мадам Деларош силой отправила меня в постель и несколько дней практиковала на мне народные средства французской медицины. Я сколь угодно долго мог выражать свой скепсис и недовольство, как неожиданно на третий день почувствовал себя гораздо лучше. Итак, первым, кого я решил навестить после болезни, стал старый Бенжамин Грегсон, бывший школьный учитель, а ныне увлеченный натуралист-любитель.

— Доктор Найтингейл, — старик попытался подняться мне навстречу, но я жестом остановил его, — Как Ваше самочувствие? Я слышал, Вам нездоровилось. При этом он невольно бросил взгляд мне за спину, где, насколько я помнил, стояла горничная Грегсона — Салли Купер.