Князь и гости пили и травили охотничьи байки, одну чудеснее другой. Сейрам сидела сдержанная и безмолвная, её прекрасное лицо застыло холодной каменной маской.
– Ну, дитятко, подвиг твой не всякому мужчине под силу, – молвил осоловевший князь, подзывая Свободу к себе. – Признаю: будь у меня сын, я не смог бы им гордиться более. Эй, стольник, налей-ка ей полный кубок! Она заслужила право пить с мужчинами.
Взор матушки был горек и презрителен, но Свобода не посмела ослушаться. Под смех, рукоплескания и одобрительные выкрики она осушила кубок до дна, под конец чуть не подавившись.
– Ты – дочь своего отца! – торжественно молвил Полута.
Знать бы ему, что за смысл был в сказанных им словах! Но истинному значению предстояло открыться много позже.
Пошёл третий год без Смилины. Зимний день был сер и хмур, клочковатые тучи сыпали на землю крупные хлопья, одевая деревья в пушистые белые шубы. Сосны стояли, словно сединой схваченные, а еловые лапы клонились книзу от тяжести снега. Свобода, в коротком подпоясанном полушубке, лисьей шапке и войлочных сапожках скакала на Лешем по белоснежной дороге, дыша острым морозным воздухом. Щёки горели грудками снегирей, из ноздрей вырывался парок.
Она ехала сквозь зачарованное зимнее царство. Ноги Лешего утопали в глубоком снегу, воротник полушубка поседел от дыхания. Вдруг какая-то большая птица с мягкими крыльями сорвалась с ветки и пролетела над головой у коня. Испуганный Леший заржал и понёс.
– Леший, стой, стой! – успокаивала его Свобода.
Она попыталась набросить ему на морду полушубок, но конь его стряхнул и мчался дальше, не слушаясь всадницы. Показалось озеро. У замёрзшей без полушубка Свободы была только одна надежда – на то, что лёд крепок.
Выбежав на припорошённый снегом лёд, конь заскользил. Его задние ноги разъехались, и он грянулся на бок, каким-то чудом не придавив ногу княжны. Крак! Конь и всадница оказались в ледяной воде, а вокруг не было ни души.
На краткий миг Свобода ушла под воду. Рядом барахталось могучее тело её друга; пытаясь выбраться, конь лишь крушил копытами кромку льда. Полушубок, как оказалось, был потерян к лучшему: сейчас он намок бы, сковав движения Свободы.
Она выкарабкалась на дышащую холодом твердь, измученно ловя ртом воздух. Ледяной панцирь мороза треснул на её груди от горячей страсти – стремления спасти коня. Только его жизнь сейчас имела для неё значение. Свобода тянула его за поводья, снова подвергая себя опасности провалиться в воду: Леший сильно бился и мог её стащить назад в полынью.
Страсть и отчаяние стучали в ушах: «Борись, тяни! Не сдавайся!» И вместе с тем трезвая, рассудительно мыслящая часть её разума обречённо понимала: «Одной не вытащить». Нужно было бежать за помощью, но как оставить Лешего? Он утонет.