— Ну и что? — ухмыльнулся он. — Зато ты опытная.
Молокосос извращенский!
— Так ты идешь? — перевела внимание на Радика.
— Знаешь, Эва, наверное, нет, — ответил неуверенно парнишка. — Завтра экзамен, надо многое повторить.
— Давай, я пойду, — согласился бесцеремонный сосед. — Куда двинем?
— Отвянь. Радик, вот помру с голодухи у твоей двери, и тебя обвинят в моей смерти.
В качестве иллюстрации крайней степени недоедания заворчал недовольный желудок, чей обеденный прием пищи в столовой необратимо испортился парочкой хамов.
— Радиус, я чё-то недопонимаю, — обратился полуголый парень к Радику. — Чикса сама к тебе завалила, а ты ломаешься как баба.
— Никто не ломается, — покраснел парнишка и торопливо обулся. — Пошли, Эва.
— А тебе, казанова малолетний, — ткнула я пальцем в его соседа, — пойдут на пользу колыбельные и сказочки на ночь. И за чиксу еще ответишь.
— В любое время, детка. Я весь твой! — распростер объятия парень. Тьфу, до чего непрошибаемый и озабоченный.
Радик взял из пищеблока кастрюльку с поварешкой и, порывшись в холодильнике, прихватил с собой небольшой кулёчек.
— Ты почему исчез? — спросила я, покуда мы шли в швабровку.
— Я вчера заходил. Дважды. А тебя не было.
Отхлестать бы розгами одну забывчивую свинтусятину! Вместо того чтобы подумать о Радике, я валялась вчера на кровати и играла с новеньким телефоном. Эгоистка.
— Эва, если я навязываюсь, ты так и скажи! — воскликнул с жаром парнишка, затормозив.
— Вот еще. Не выдумывай. Наоборот, от меня не отвертишься. Я хуже банного листа, только временами меня заносит не в лучшую сторону. Извини, пожалуйста.
— Получается, что мешаю тебе, — заключил понуро Радик. — Мельтешу изо дня в день, и ты стала прятаться.
— Значит, плохо ты меня знаешь, если сделал далеко идущие выводы. Топай, нам еще макароны варить.
По приходу в швабровку сумка заняла место под кроватью, и я с облегчением размяла затекшую руку. Этак недолго заработать кособокость, таская под мышкой студенческие причиндалы.
Когда готовка подошла к концу, и стол был сервирован, мы с парнишкой навалились на еду. Вот уж я объелась! Живот надулся как барабан, и меня разморило в тепле и сытости.
Разглядывая в свете плафончика прозрачный ломтик колбасы, я продекламировала философски:
— Как думаешь, что благородней: каждый день нарезать по тонюсенькому колёсику и держать полчаса на языке, или сожрать зараз палку колбасы, зато потом голодать полгода?
— Не знаю, — пожал плечами Радик. — Дядя говорит, за большим теряется ценность малого. Хотя я бы не отказался съесть целиком и без хлеба.