– А если они станут спрашивать, зачем нам понадобились дети Есугея-нойона? – деловито спросил нукер, тот, который недавно по его велению гостил в ставке Таргудая, разведывая о Бури Бухэ и Ехэ Цэрэне. – Тогда что им сказать?
– Скажите им прямо, что мы, братья Есугея, хотим помочь своим племянникам, и еще скажите, чтобы языки свои на коротких поводах держали, а то, если дойдет до ушей Таргудая, им самим не поздоровится. Поняли?
– Да, – решительно тряхнули темными головами нукеры. – Когда нам выезжать?
– Сегодня же отправляйтесь и не возвращайтесь назад, пока не найдете их следы. О детях своих и женах не беспокойтесь, я сам буду присматривать за ними.
Прохладное горное лето, незаметно перевалив за половину, быстро потекло на спад. И теперь, едва солнце после недолгого дневного перехода над межгорной падью скрывалось за вершиной хребта, на поляне у шумной каменистой речки, где уютно прижилось маленькое стойбище семьи Есугея, быстро темнело. Последние лучи закатного солнца, ненадолго задержавшись на склонах соседней горы, затухали на ее вершине, затем наступали короткие сумерки. Из тайги, плотно обступившей поляну, уже подкрадывалась глухая тьма. Тревожно ухали филины, чуя близкий конец летнему теплу. Ночами заметно холодало, а перед утром по распадкам бродили густые туманы, обильно поливая траву ледяной росой. Близилась осень…
С середины молочного месяца Оэлун и Сочигэл начали вялить рыбу и сушить звериное мясо на зиму. Хачиуна и Тэмугэ, из-за холода перебравшихся из своего лесного балагана в юрту, теперь заставляли подолгу толочь в ступах засушенные до деревянной тверди куски. Полученную сухую, кисловатую труху плотно набивали в большие туесы и рядами укладывали их в молочной юрте у восточной стены.
Четверо старших братьев, вместе взявшись за звериную охоту, за несколько дней добыли одного пятигодовалого изюбря и шестерых косуль, нагулявших хорошего жира. Разделывая туши там же, на месте, они частями перетаскивали мясо в стойбище. Запасли мясо и этим немного успокоили матерей, встревоженных предстоящей зимой.
Оэлун отваривала кровь в кишках и кости с мясом, заставляла младших побольше есть. Почти каждый вечер она подзывала младших к себе и ощупывала жирок на их животах. Недовольно выговаривала Тэмугэ за то, что мало прибавлял в теле:
– Хачиун и Бэлгутэй вон как потолстели, а ты по-прежнему худой, потому что не стараешься в еде, носишься по лесу голодный. Как же ты на этот раз будешь зимовать? С таким животом к весне помрешь как теленок в бескормицу.
– А я зимой буду пить суп из сушеного мяса и не помру, – изворачивался тот и вопросительно смотрел на мать, пытаясь по ее лицу угадать, верно ли придумал.