Никита отдернул занавеску, свет от настольной лампы упал на бледненькое мальчишеское лицо… ротик был полуоткрыт, нескольких передних зубов не хватало — ещё не выросли.
— Намучился, миленький, — прошептала Мария Михайловна. — Как ручка-то у него болела! Но Женечка быстро её вылечила — она в этом деле большая искусница.
Никита осторожно задернул занавеску.
— Бабушка Маша… а как Ева… то есть, Женя, этому научилась?
— А ты сам у неё спроси, Никитушка. Она тебе и ответит, — улыбнулась старушка, отводя взгляд.
Нет, определенно она что-то знала, но говорить не хотела. То ли боялась чего-то, то ли слово дала… Но он с этим со всем разберется только вот дождется ее…
— Я тебе одно скажу, мальчик мой, — хозяйка подлила ему и себе горячего чаю и сидела, с улыбкой глядя на него и подперев махонькими кулачками впалые щеки. — У Женечки золотое сердце. Она редкой души человек и вся — в покойницу матушку, царствие ей небесное… Только возле таких всегда беда близко ходит. Не желает враг, чтоб от таких стало побольше света тут, на земле. Им поддержка нужна… Опора. А без неё они как тростиночки — гнутся, ломаются. Только, как я погляжу, Женечку за просто так не согнешь, нет! Это она только на первый взгляд такая хрупкая, да беззащитная. Ей свыше великая защита дана.
— А… — Никита затаил дыхание. — Вы говорите «враг»…
— Ну да, — Мария Михайловна аккуратно пригладила волосы, хотя ни один волосок не выбивался из её гладкой прически. — Разве ты сам не знаешь, о ком речь веду? И о чем… Я ж вижу — тебя увлекает все… непонятное. Та настоящая реальность, где происходит то, о чем мы можем только догадываться. То, что случается здесь, на наших глазах — это ведь только отблески. Тени огня на стене… Не прикидывайся, Никита, я ведь людей-то вижу. Ты ведь не чураешься этого — нет… Ты ведь немножко не от мира сего. Ну, я хочу сказать, что ты — молодой человек вполне современный и на ногах крепко стоишь. Но того, чего надо всем, тебе мало. Есть в тебе… в глазах, в выражении лица — это как жажда, только хочешь ты не простой воды, а живой, которой душа умывается. Ты потом сам поймешь. Но, мальчик милый, не подходи близко к краю колодца — это тебе мой совет. Не случайно ведь Господь отделил мир духовных существ от нашего незримой завесой…
Никита помолчал, обдумывая её слова. Ему было так непривычно слышать такое от совсем незнакомого человека. И то спокойствие, та откровенность, с какими говорила с ним бабушка Маша… говорила о таком, чего он до сих ни с кем не делил — о том, что нельзя потрогать! — все это и волновало его, и в то же время наполняло каким-то миром и тишиной. Как будто он долго-долго бежал куда-то, боясь не успеть… но успел, и теперь можно никуда не спешить. Только все это было ещё так неясно, так смутно… и хорошо!