Вместо фронтовой гражданской войны другие формы борьбы с большевиками в России. – Публицистика как главное занятие в Париже. – Отношение к восстанию в Кронштадте, НЭП, мирному договору с Польшей, англо-советскому договору, к голоду в России. – Неумирающие иллюзии. – Пересмотр своего прошлого эсерами в России и в эмиграции, кадетами, левыми и правыми, и другими. Земско-городское и другие объединения, общественные, профессиональные, научные. – Созыв Совещания членов Всероссийского Учредительного Собрания. Его Исполнительная Комиссия. – Состав, деятельность, судьба
В Париже 20-х годов наша и, в частности, моя политическая работа или то, что ею называлось, была незначительной. Я соучаствовал в ней с другими, выступал порой на публичных собраниях с докладами или в прениях по докладам других, писал статьи на политические темы – и только. Второстепенная роль, которой я ограничивался, объяснялась разными причинами. Прежде всего объективными – положением эмиграции. Но были и причины субъективные. При почти одинаковой, хотя и разной, образованности, в ближайшей нашей среде между друзьями и единомышленниками произошел «естественный отбор». Старшие по возрасту и партийной иерархии, авторитету и популярности – Авксентьев, Руднев, Фондаминский, Зензинов – заняли руководящее положение. Да и ряд политических вопросов, близких сердцу моих друзей – судьбы социалистического интернационала, разнообразные формы помощи, благотворительности, просвещения и т. д., как ни почтенны и достойны признания они были, меня мало увлекали. К тому же ораторствовать публично мне, хоть и приходилось, и даже нередко, – не было моей «стихией». Даже лекции и доклады я читал без особой охоты. Устному слову я предпочитал написанное и напечатанное, и только в ответном или заключительном слове доклада я бывал в себе уверен.
И так произошло, что я с головой должен был погрузиться как раз в литературную работу, направленную на политические цели, но допускавшую некоторое обособление или отчуждение. «Современные Записки» выходили сначала ежемесячно объемом страниц в 300, потом стали двухмесячным и даже трехмесячным журналом объемом до 600 страниц. Первый номер вышел в ноябре 1920 года, последний, семидесятый том, в начале 1940 года, когда Гитлер уже вторгся во Францию. За это время, особенно в первые пятнадцать лет, журнал стал главной моей заботой, местом приложения большей доли моего труда, времени и духовных интересов. И не потому, что вне «Современных Записок» я ничего более важного и ценного не видел, подобно моему другу и пестуну журнала Фондаминскому. А по гораздо более прозаической причине: как недруги и друзья журнала, так и я, были далеко не уверены, что нашей коллегии удастся справиться с организацией и ведением толстого журнала в условиях эмигрантского быта. В частности, я опасался за себя лично, как бы не ударить лицом в грязь.