Час ходили без подъема. Появлялся и исчезал Пират. Посвистывая и порская, пересек мой путь Павел. Остановился, огорченно развел руками:
— Не поднять никак, а были здесь, были.
— Ничего, походим — найдем. Надо побольше кричать — заяц из крика образовывается, это точно.
Павел посмотрел на меня невидяще и высоко поднял сросшиеся на переносице брови:
— Постой, постой… ты видел у соседа зайца? Видел. Так он же вышел — белый совсем.
— Ты что, на узерку[11] предлагаешь? Лежачего? У нас не принято, если с гончими.
— На узерку не выйдет, видишь, везде белинки? — Павел показал на лохматое ледяное ожерелье у продуха прикорневой пещерки. — Глаза устанут — пропустишь, мимо пройдешь. Не в этом дело. У меня было. Снег полежал, сошел, зайцы побелели. Искал, искал в привычных местах — нет. Случаем попал в моховое болото — все там.
Павел приставил ко рту ладони:
— Дима! Димааа! Давай сюда!
Только сошли в мох — Пират нас обогнал, — как послышался гон. Павел крикнул:
— Назад! Наверх! На гриву!
Мы побежали. Выжлец гнал парато[12], уверенно, доносчивым, правда, каким-то деревянным голосом. И скупо его отдавал.
Охота задалась. Первый беляк через десять минут выскочил на гриву и шел Диме прямо в ноги. С остальными было почти так же — поднятые, выбирались из болота, крутили по сухому, где нам удобно было подстаивать. Третий и пятый под гоном умчались напрямую через мшагу, и Пират их бросил. Павел сказал:
— Зря гонять не будет — знает, который не возвернется.
К обеду у меня было два беляка, у Димы — два, у Павла — ни одного. Он ничуть не огорчился, рад был за гостей.
Сошлись на полянке у большого серого валуна позавтракать. Дима был в восторге от работы выжлеца:
— Вот это да! Подъем — раз, два — и готов! А ход? На хвосте висит. Заяц летит.
Стрелял, как на стенде, и то первым обзадил[13]. Так жмет — зайцу не то что путать, оглянуться некогда. Недаром за все время только два скола. А тех бросил — так и надо. Павел прав — Пират дело туго знает.
Я тоже был доволен охотой, вспоминал каждый гон. На гриве лес был редкий, много открытого, на болоте — того больше. Часто удавалось перевидеть и зайца и собаку. Пират гнал полными ногами, не придерживаясь следа, шел в стороне, резал, пересекал, давал голос и опять уходил. Толчками работал, и все равно надежно, зайцы-то в тороках, не в лесу остались. А голос? Голос плохой — как дрова колет.
Пират получил остатки завтрака, потянулся, с визгом закрутив язык, и побрел от камня вниз, к ручью. Через минуту мы услышали громкий всплеск и лай.
— Так, — определил Павел, — норка. Молодец! Он у меня по всему: норка, куница, хорь. По лосю и кабану — лучше не надо. В лесу все наше. Пойдем поможем.