В палату вошел Эдик. Увидав посетителя, замер, потом пошел к своей кро-вати.
— Выйди, солдат, — повернулся к нему следователь. Эдик уставился на него, не понимая. Чего этот гражданский выделывается?
— Выйди отсюда, солдат, что не понятно?! — повысил голос до командного следо-ватель, и Эдик, шлепая тапочками по пяткам, вылетел за дверь.
— Ты знаешь больше меня, Воронков, — сказал офицер. — Но не хочешь говорить. Ты детективы любишь?
— Ненавижу.
Следователь запнулся, кашлянул и продолжил:
— Так вот, в детективах сыщики всегда ищут того, кому смерть была наиболее вы-годна, понимаешь?
— Ну и что?
— Ты ненавидел Немченко и Мирзоева. И наверняка хотел их смерти. Разве не так? Вот только ты непохож на законченного мерзавца, Воронков — так откуда в тебе столько ненависти?
Иван выпрямился. Лицо его помрачнело, взгляд черных как смоль глаз вон-зился в следователя.
— Я ненавидел их! И Немченко и Мирзоева. И всех, таких, как они. Вам невдомек, какими они были, вы же можете только характеристики читать! Вы знаете, что де-лал Немченко с молодыми!? Когда он избивал Леху-Художника, где вы были? Ты-сячи подонков рядом с вами, а вы поймали хоть одного? Так что я рад, понятно! Пусть хоть кто-то из них получил свое! Так и запишите!
— Пойми, Воронков, они были живыми людьми! А ты радуешься их смерти.
— Не радуюсь. Но и не огорчаюсь!
— Мы с тобой живы, Воронков, а они уже нет! Они были. А мы есть. Почувствуй разницу. Я тебе как человек, а не как следователь говорю!
— Такими, как они, лучше не быть. Вообще не быть. Что они дадут людям, чему научат своих детей?
— А чему ты научишь, Иван? Любви, состраданию? Они у тебя есть?
Иван не ответил. Этот человек не понимает. В мире должна быть справед-ливость. Должна! Иначе жить незачем. И если раньше он был слаб, то теперь во-роны помогут ему! Странным было лишь то, что он не приказывал убивать Нем-ченко. Да, он ненавидел, но убивать не хотел. Но так ли это? Посмеет ли он ска-зать себе правду?
— Что вы от меня хотите? — сказал Иван устало. Он хотел остаться один. И поду-мать.
— Я не знаю, какую роль играешь во всем этом ты, Воронков, у меня нет прямых доказательств, а то, что было… Эти смерти связаны между собой узлом, который можешь распутать только ты. Вот в этом я уверен. Думай, Иван.
— О чем?
— О жизни.
Следователь поднялся со стула. У дверей остановился:
— Если ты уверен, что никто никогда не узнает о твоей тайне, что скажешь своей совести, если она у тебя осталась?
Дверь закрылась. Потом открылась снова, и в палату вошел Эдик.
— Вано, кто это был?
— Отстань, Эдик, — Иван подошел к окну и посмотрел на пышные кроны дубов и кленов, окружавшие травматологическое отделение. Темнело, но фонари еще не зажглись, и мысли, от которых он хотел избавиться, захлестнули с новой силой. Он не приказывал им убивать, и не будет отвечать ни перед судом, ни перед своей совестью!