— Не раскисай, — сказал мне Пуаро, когда мы забрались в фаэтон. — Скоро кончатся наши скитания. Мой нюх сыщика говорит мне, что самое большее через час мы будем в тепле и уюте.
Извозчик лениво погонял лошадей да что-то напевал себе под нос, время от времени покрикивая в сторону громким басом и грозя кулаком кому-то невидимому. Пьяный в стельку.
— Да, час от часу не легче, — вздохнула я. — Посмотри, с кем мы связались! Это же сущий пропойца.
— Он свое дело знает, — убежденно отозвался Пуаро. — Ты вспомни наших французов-лихачей. Ведь половина же по трассе в нетрезвом виде гоняет. Особенно в праздники.
— Но до праздника еще… — я помедлила, — два дня. Всего-то два дня! Эх, не видать мне нового платья, как своих ушей.
— Не о платьях сейчас нужно думать, а о том, как бы так исхитриться, чтобы нас на полпути не высадили, — прошипел Пуаро.
Скоро извозчик перестал мурлыкать свои песенки. Он то и дело оборачивался и зловеще шевелил усами в свете фонарей. То есть, если бы не фонари, нам от этих усов не было бы ни жарко ни холодно. А так даже Пуаро заволновался.
— Вишь, какие усищи отрастил, — говорит. — Такими только людей пугать.
Мы изо всех сил старались изображать из себя богачей-оригиналов, но, должно быть, выходило у нас не очень убедительно. Свернув на проселочную дорогу, возница зажег керосиновую лампу и осветил наши физиономии: что у одной, что у второго — доверия не внушающие. Пуаро мне потом так и сказал: «Никто с тобой сотрудничать не станет. У тебя на лбу написано, что ты личность сомнительная».
— Платить будем? — заплетающимся языком пробасил усатый. — Я вас забесплатно катать, что ли, нанимался?
— У нас тут мелочь, мелочи много. Нарочно вам на выпивку собираем, — нашелся Пуаро. — Кто станет в кабак с невиями соваться! Для вас лимны в самый раз.
Извозчик покивал-покивал, пропыхтел одобрительно — и давай стегать лошадей. Однако, выехав из парка Сандару, вновь заартачился. Или раскошеливайтесь, или катитесь колбаской.
— Мне таких, как вы, возить не впервой, — прогудел он, приблизив качающийся светильник к самому моему носу. — Если пассажир не чешется, значит, гол как сокол. Зачем зря лошадок гонять? Лошадкам тоже отдохнуть надо. Им в стойло пора. А вы давайте, кыш отсюда! — гаркнул он, дыша на меня перегаром. Пуаро зарычал.
Некоторые, когда выпьют, становятся мирными, как овечки. А иным дай только побуянить. Наш извозчик был из числа последних. Поэтому я решила судьбу не испытывать и сойти на пустынной дороге. На пустынной, мрачной, унылой дороге…
Видать, суждено нам бродить неприкаянными. Коляска благополучно скрылась с глаз долой, затихли вдали удары конских копыт. Гнетущее безмолвие окружило нас темным, непроницаемым коконом.