– Баграми тоже ничего не нашли. Там даже ныряли и все дно обыскали.
– А если не на дне?
– А где?
– Любовь Петровна ведь не вернулась на пароход, она вообще из Клуба не выходила, так?
– Ну… – теперь он начал соображать туго.
– Если ее видели живой в Клубе, а выходящей из Клуба никто не видел, то где нужно искать?
Я вспомнила расхожую шутку про экзамен, на котором отчаявшийся вытянуть нерадивого школяра учитель вынужден спросить: «Так в каком году была война 1812 года?», на что ученик возмутился, мол, задает вопросы на засыпку. Сейчас происходило нечто подобное.
– Товарищ Проницалов, давайте еще раз. Вот это, – поставила на стол стакан в подстаканнике, – Клуб. Это, – теперь в ход пошел графин с водой, – пристань. Если тут Павлинову еще видели, а тут уже нет, где ее надо искать?
Проницалов вдруг махнул рукой:
– Мы Клуб весь облазили. В комнате, где она переодевалась, только эта… ну, как ее… которой пудрятся?
– Пуховка.
– Да, она валялась. И все. В Клубе спрятаться негде и спрятать тоже. Разве что чердак.
– А там смотрели?
– Нет, – вздохнул Проницалов, поднимаясь, чтобы отправиться в радиорубку. Я его понимала. Если жертву преступления найдут на чердаке Клуба, то без самого Проницалова. Плакала его карьера следователя.
Глядя вслед несчастному сыщику, я только головой покачала. Главное-то ведь не сделано – убийца не найден. Конечно, если убитую найдут, это подскажет, как, а возможно, и кто убил.
Пока Проницалов отсутствовал, я попробовала понять, кто мог совершить это в Клубе.
Когда вызвали врача и оказалось, что Михельсона нужно немедленно везти в больницу, почему-то поднялся страшный переполох, словно аппендицит предстояло удалять всей труппе сразу, даже тем, у кого он давно удален. В такой суете исчезнуть на четверть часа мог любой. Даже на полчаса.
Не исчезали только Суетилов, Обмылкин и Гваделупов. Первый и второй отвечали за Михельсона, а отсутствие третьего было бы заметно из-за крупногабаритной фигуры и громоподобного голоса. Да, еще я, это я могла сказать точно. А остальные? Приходилось признать, что злодеяние мог совершить любой, хотя верилось в это с трудом.
Наступив на горло собственным чувствам, я попыталась рассуждать логично и беспристрастно, хотя далось это с трудом.
Проницалов и Тютелькин обыскали в Тарасюках все, и Клуб в том числе. Но в гримерке Любови Петровны нашли только брошенную пуховку. Из этого следовало, что кровавого преступления в гримерке не было. Но Павлинову могли оглушить и даже просто задушить. А труп? Никто не заглядывал в ее гримерку довольно долго. Утащить труп мог даже Пупиков, ему вполне хватало аппендицита у Михельсона, а тут еще задушенная Павлинова!