— И он у тебя останется, — подтвердил Норберг. — Полагаю, Фелан теперь потеряет к тебе интерес. Он чувствовал вину перед тобой за случившееся в карете и попытался хотя бы таким образом загладить ее. Но ты не останешься в замке навечно. Пройдет пара дней, возможно, неделя, и про Гринаут все забудут. Ты вернешься домой, к семье и любимому человеку.
— Я вернусь к семье и любимому человеку? — с горьким сарказмом вопросила я. — И как вы прикажете мне смотреть ему в глаза? Как я смогу жить с Генрихом дальше, помня все то, что случилось со мной тут?
— А ты не будешь ничего помнить, — спокойно возразил Норберг. — Пусть это станет моим свадебным подарком тебе. Ты все забудешь. Более того, у меня есть знакомая целительница. Она сделает так, что твоя первая брачная ночь с Генрихом будет действительно первой. Девственность… В общем, ее достаточно легко восстановить. И ты сама будешь искренне уверена в том, что невинность потеряла именно в объятиях любимого человека.
Я слушала Норберга, приоткрыв рот от изумления и забыв смутиться от того, что он говорит на настолько откровенные темы. Он действительно способен сделать это? Это было бы просто замечательно!
— Но как я объясню родне, где отсутствовала столько времени? — недоверчиво переспросила я.
— Я что-нибудь придумаю, — с иронией заверил меня Норберг. — И все это приключение превратится для тебя в дым. Раз — и ничего не было.
И мужчина слабо прищелкнул пальцами правой руки, лежащей поверх одеяла. Правда, тут же скривился от боли и часто задышал открытым ртом. Но через пару мгновений нашел в себе силы улыбнуться мне.
— Послушайте, — нерешительно начала я, гадая, не захожу ли слишком далеко в своем любопытстве, — раз уж я все равно забуду про все сказанное, ответьте на один вопрос.
— Да, мы не люди, — перебил меня Норберг. — Но мне не нравится название «оборотни». Двуединые — будет вернее. В нас две сущности. Зверь и человек сплелись так плотно, что порой очень тяжело отделить животные инстинкты от велений разума. Потому Фелан и взял тебя в карете. В тот момент он был хищником. Разъяренным зверем, на члена стаи которого напали. А ты была жертвой. Робкой косулей, способной восполнить его силы. — Сделал паузу и чуть слышно завершил: — Да, он поступил дурно. Но дурно лишь по человеческим меркам морали. У нас свои законы.
— То есть в такой же ситуации вы бы поступили так же? — искренне ужаснулась я.
Ответа не было так долго, что я решила, будто Норберг задремал. Видимо, долгий разговор слишком утомил его. Поэтому я встала, приготовившись уйти. Пусть отдыхает.