Дочка Завиды была достаточно хитра, чтобы уметь быстро и ловко выйти из неудобного положения. Она давно поняла, что лучший способ превзойти противника — это превратить его достоинства в недостатки. И тут же, не давая Анне опомниться, она воскликнула:
— Видите, уже стала и лицо открывать, и краситься, а ведь еще вчера хотела постричься в монахини! И не стыдно ей так бегать за мужчиной, который при всех от нее отказался!
Анна вздрогнула от такого оскорбления и, не сдержавшись, тоже перешла на крик:
— Ты лжешь, Берислава, я ни за кем не бегаю и не крашусь! И не нужен мне этот купец! Никто не нужен!
— Отчего же тогда ты помогла ему бежать? — спросила Берислава, заслоняя ей путь.
Анна хотела отстранить сводную сестру, но та вцепилась ей в волосы, порываясь оцарапать лицо. Анна попыталась защититься от разъяренной противницы, и девушки могли бы подраться на потеху толпы, если бы Тимофей и Завида их не разняли.
— Что это?! Какой позор, стыд! — сурово выговаривал боярин. — Не хватало еще, чтобы знатные боярышни подрались, как простые девки. Ты, Берислава, первая начала.
— А ты всегда будешь свою дочь защищать, сударь! — с обидой выкрикнула Берислава. — Но пусть она не уходит от ответа! Пусть при всех скажет, где сейчас купец.
— Конечно, Берислава слишком погорячилась, — поспешила вмешаться Завида. — Но ведь и то верно, государь мой, что Анна поступила противозаконно. Да к тому же скрывает правду.
Тимофей понял, что не избежать строгого разговора с дочерью. И сделать это придется при всех, иначе по городу поползут кривотолки о том, что Анна действительно сумасшедшая и выпустила из темницы человека, который ее во всеуслышание осмеял и отверг.
— Слышишь, дочка, в чем тебя обвиняют? — спросил он, нахмурив брови. — Отвечай же, как было дело.
Анна опустила глаза, поскольку не умела врать с уверенным видом, и тихо ответила:
— Не знаю, как ему удалось бежать, да только я здесь ни при чем. Я с этим купцом просто побеседовала, а потом позвала стражника и ушла из темницы. Что было после — не ведаю.
— А кто ему руки развязал? Кто его со двора вывел? — не унималась Берислава.
Завида подошла к падчерице и, погладив ее по плечу, ласково заговорила:
— Аннушка, ты еще дитя неразумное, этот купец-молодец мог тебя уговорить. Вины твоей в том нет, но ты должна сказать правду. Все равно ведь и привратник, и Иванко видели, как ты уводила Ратибора с боярского двора на улицу.
— Это не так! — воскликнула Анна, резко отстранившись от мачехи. — Со мной шла монахиня, а не купец.
— А может, это был купец, закутанный в монашеское покрывало? — все тем же ласковым тоном спросила Завида. — Ты назвала его сестрой Ефросиньей. Но я что-то не припомню, чтобы в Андреевском монастыре была такая высокая монахиня по имени Ефросинья. Может быть, ты нам ее покажешь? Пусть она подтвердит, что ты говоришь правду, — и мы тебе поверим. Ну? Где та монахиня, кто она?