Баранов ухватился за влажное от росы перильце и, поднявшись, шагнул в двери.
Разбудил его Иван Шкляев.
— Обещано, — сказал, — поутру кузню показать.
— Да, да, — заторопился Баранов, — как же, идем.
Кутаясь со сна в широкий армяк, достававший чуть не до пят, Александр Андреевич вышел под дождь. Глянул на затянутый тучами горизонт, сказал:
— Ничего, через час, два развеется.
Капли дождя били в обращенное к небу лицо, но управитель, помедлив еще мгновение, поглядел внимательно на летящие тучи и повторил:
— Непременно развеет. Нам дождь вовсе ни к чему. — Пояснил Ивану: — За лесом идти надобно.
Шагнул с крыльца. Шкляев, глядя, как управитель бойко шагает по лужам, подумал: «Дельный мужик».
В кузне ковали осадную решетку для главных ворот крепостцы. Дело тонкое, требующее особого умения. Малиновые полосы решетки в горне набирали жар. Двое коняг, обнаженных по пояс, раздували мехи. Над горном снопом вздымались искры, жалили разгоряченных работой людей.
Иван взглянул на полосы, сказал:
— Не пережечь бы. Пожалуй, пора.
Кузнец оборотил к нему освещенное бьющим из горна огнем лицо, но ничего не ответил.
Иван взял стоящий у наковальни молот, взвесил в руке, спросил:
— Нет полегче?
— А чем этот негож? — спросил кузнец.
— Тяжел для такой работы, — ответил Иван.
Кузнец вразвалку шагнул в сторону, вытащил из–за
верстака другой молот. Полегче. С длинной рукоятью.
Шкляев взял его, чуть подкинул, ловко подхватил цепкими пальцами, улыбнулся:
— Хорош.
Кузнец взглянул на него с интересом.
— Давай, — крикнул Иван конягам.
Вымахнув клещами из горна полосу, те подали ее на наковальню. Иван вскинул молот и ударил резко, с оттяжкой. Кузнец заслонился рукой от брызнувших из–под молота искр. Иван безостановочно бил и бил по металлу. Покрикивал только:
— Поворачивай, поворачивай, ребята!
Кузнец, наклонившись к уху Баранова, спросил:
— Уральский? Из демидовских?
— Точно, — ответил Александр Андреевич, не в силах отвести глаз от Ивана.
А тот не работал, играл, молот ходил кругами, и было даже непонятно, как и когда он перехватывает рукоять. Полоса под молотом вытягивалась струной, вздрагивала, вспыхивала огнем и казалось, вот–вот сорвется с наковальни, но, как только малиновое тело полосы, вспучиваясь, отрывалось от черной, блестящей махины наковальни, ее тут же настигал хлесткий удар, и она никла под силой молота.
— Вот это молодец, — ахнул кузнец, — умелец! Да ему цены нет! Александр Андреевич, — он ухватил управителя за локоть, — ты взгляни… Ай–яй–яй! Цены нет, точно!
Лицо Ивана во время работы было необыкновенно.