В углу тесной комнатушки, похожей на все проходные и бытовки страны, горел электрокамин. От его красных спиралей волнами шло райское тепло, и Саша опустился на стул совсем рядом, протянул к камину руки.
Мария Степановна, бормоча и охая, сгребла в охапку ватное одеяло.
– На, укутайся и ложись! Где же тебя угораздило-то, черноглазик? На такой холодрыге – голый, босый! Ишь, даже исподнее сняли, ироды! Что-то я тебя в Питере не видала за последнее время. Наверное, редко приезжала к сестре, в чём теперь каюсь. Но у меня тут, в Дибунах, муж и дети. Старик мой, Прожогин, еле ходит после инсульта, надолго его не оставишь. Слышал про Нельку и Сашку? Это детки мои. На «железке» вот работаю сутками, так что времени совсем нет. Ну, хоть бы кальсоны-то оставили, проклятые! Боже ты мой…
– Они не знали, что я живой. – Саша, упав на лежанку, кутался в одеяло, но тела своего до сих пор не чувствовал. Ему очень хотелось закрыть глаза и забыться, но он ещё не задал свой главный вопрос. – Инна за кого вышла, если не секрет?
– За Антона Свешникова. Это парень из их редакции. Ничего такой, высокий, симпатичный – на американца похож. Блондин ржавый, а глаза голубые. Но она фамилию свою оставила – этак-то не по-людски. Родненький, да ты отдохни пока! Может, тебе валенки дать? Носков-то шерстяных у меня лишних нет…
– Не нужно, я их только в крови испачкаю. Вы позвоните в милицию. Скажите, что у вас находится Александр Минц с Литейного. Я им должен… – Саша на мгновение забылся. – Должен сказать…
– Ой, Сашенька, родненький, да я тебя сейчас чайком напою! Позвоню и напою. – Мария Степановна воткнула в розетку вилку чайника, кинулась к телефону, причитая всё громче. – Надо же, надо же, что бандиты творят! Вот так ждёт мамка и дождётся… За своего-то страшно. Господи, Боже ты мой! Сволочи, изверги, как их земля только носит?.. – Прожогина завертела диск. – Людочка! Люда, слышишь? С милицией соедини, быстренько! Сама позвонишь? Позвони, родимая… Да, в город, на Литейный прямо. Парнишка у меня ихний лежит. Голый совсем, и весь избитый. Пусть сразу с врачами едут. Обморозился он сильно, никак не отогреется. Саша его зовут. Как фамилия-то твоя, забыла я. Скажи ещё разок!
Саша не помнил, ответил или нет. В тепле грызущая боль внизу живота вдруг стала нестерпимой. Он прижал обе руки к напряжённым, каменным мышцам, и потерял сознание. Мария Степановна в смятении глядела на него, и зрачки в её желтоватых, как у сестры, глазах делались всё шире.
– Ах, да, Минц! Вспомнила! Скажи, чтобы поспешили. А то, боюсь, он у меня… – Прожогина всхлипнула, увидев, что парень лежит без чувств.