— Так я же не знаю, к чему он упомянул деньги! Мелькнуло слово «деньги», и все. А к чему, зачем, я не понял…
Сейчас, когда отхлынуло волнение и нервное напряжение, когда не нужно было удерживать в голове последнюю не до конца понятую фразу, сказанную Кривым, в памяти неожиданно начали всплывать все новые и новые слова, которые Ленька слышал ночью.
— Они и о Мальменьге что-то говорили. Какой-то отряд то ли должен выйти из Мальменьги, то ли попасть туда…
— Ну!
— Потом Сибирь вспоминали, финнов…
Никифоров поморщился:
— Ты, по-моему, начинаешь фантазировать…
— Ничего не фантазирую! Я слышал все эти слова — они одинаковые и на вепсском, и на русском языке. Только сразу их забыл.
— Это бывает… Может, еще что-нибудь вспомнишь?
Ленька наморщил лоб, отыскивая в памяти временно позабытые слова и фразы, но больше ничего не мог вспомнить. Помолчав немного, он спросил:
— А у вас хоть пистолет с собой есть?
— Пистолет? А зачем он?
— Ну как же! У него винтовка. И нож на поясе.
Тронутый этой опекой, Никифоров опять улыбнулся:
— Эх, Леня, Леня!.. Не волнуйся, есть у меня пистолет, есть! Только если дело до пистолета дойдет, значит, я никудышный дипломат. И разведчик никудышный. И незачем мне туда идти.
Ленька немного успокоился, чувствуя, что Никифоров хорошо сознает всю ответственность того, что делает, на что решился.
На опушке березовой рощи они остановились.
— Все. Дальше тебе ходить не надо. Забирайся вот под тот стог и жди меня.
— А я думал, мы пойдем до самого бора.
— До бора?.. За этой рощей нам нельзя показываться.
— Почему?
— Подумай. Потом скажешь.
Никифоров потрепал Леньку по плечу тяжелой жесткой рукой и ушел.
Под стогом, на солнцепеке, было тепло, тихо, уютно.
«Почему нельзя показываться за рощей? — думал Ленька, кусая сухой стебелек тимофеевки. — Кто может увидеть? Кривой? Но он же далеко, у окопа, а бор тянется чуть не на целый километр. Или Никифоров думает, что Кривой не один?.. — И вдруг осенило: — Если Кривой — предатель, то он теперь враг. А враг не будет сидеть сложа руки, у окопа ему делать нечего. Теперь он боится за свою шкуру, боится, что его разоблачат, поймают…»
Ленька представил, как Кривой, спрятавшись на этой стороне сосняка, осматривает окрестность в бинокль. Вот он заметил, как из березняка вышли двое. Поднес к глазам бинокль и увидел: идут Никифоров и Ленька. Что он подумает?
«Да он сразу же все поймет! — И холодные мурашки пробежали по Ленькиной спине. — Вот, оказывается, Никифоров-то какой!..»
Но все равно на сердце у Леньки было тревожно: скрытый враг всегда опасней врага открытого, предатель вдвойне опасней фашиста.