От волнения дрожали руки, во рту пересохло. Гусь огляделся по сторонам и тихонько двинулся в направлении, куда скрылся зверь.
След медведя был страшен. Прыжки в две сажени, мох вырван когтями и раскидан по снегу…
На смену пережитому страху и волнению пришло чувство невыразимой досады и горькой обиды за непростительную медлительность.
«Были бы вдвоем — не упустили бы! — сокрушался Гусь. — Это не белка и даже не глухарь — медведь!..»
Он сложил ладони рупором и стал звать собаку.
Тобка явилась не скоро. Видно, она бежала галопом, насколько позволяли ей короткие кривые ноги: дышала тяжело и прерывисто, жадно хватала снег.
— Тобушка, милая моя! — обрадовался Гусь. — Ругай меня, дурака! Прочесался…
Тобка приветливо замахала хвостом, и в ее умных глазах не было и тени упрека: бывает!..
— Давай хоть я тебя сухариком угощу. Такого зверя проворонил, растяпа!..
Он достал сухарь, и собака, почти не жуя, проглотила его.
— Еще надо? На! Не жалко. Заработала. А я-то… Эх, Тобка, Тобка!..
Ругая себя на чем свет стоит, Гусь отправился дальше.
Скоро ельник кончился. Началось моховое болото с чахлыми сосенками по краю и с широкой гладью за ними. Это было неожиданностью.
— Тобка, ведь мы заблудились! — сказал Гусь. — Сити-то нету!
Ему, конечно, неоткуда было знать, что километрах в пятнадцати от шалаша Сить имеет колено: вверху она течет на север, а здесь, возле болота, круто поворачивает на восток.
Собака грустно посмотрела на Гуся; казалось, она поняла, что он ей сказал:
— Э-ге-гей!.. — крикнул Гусь.
«…э-эй!..» — откликнулось из-за болота эхо.
Тумк!.. — послышалось справа.
Выстрел?
Гусь крикнул еще раз.
И вновь справа, уже явственно, прозвучали два выстрела.
Витька? Или другой охотник? Неважно! Главное, там есть человек! И Гусь повернул на выстрелы.
Спустя четверть часа они встретились. С Витькой и Сережкой был еще какой-то охотник — немолодой, низкорослый, с обветренным красным лицом и маленькими, глубоко запавшими глазками. Одет он был в серую суконную тужурку, на плече висела бескурковка. Охотник подал Гусю широкую, короткопалую руку и глухо, простуженным голосом сказал:
— Остахов.
Гусь поздоровался молча: незнакомец ему не понравился.
— Ну и страхолюдина! — сказал Остахов, кивнув головой на Тобку. — Где этакую откопал?
— Да так… Сама пришла. Бездомная. Жалко стало, вот и взял…
— А-а…
Гусю не терпелось рассказать друзьям о медведе, хотелось узнать, как дела у них, но при постороннем он чувствовал себя скованно.
— Дак чего вы стоите, чудаки охотнички? — обратился Остахов к Витьке и Сережке. — Костер раскладывайте, парня хоть чаем напоить надо. Вишь, как упрел, аж шапка вспотела! Да и время уж двенадцатый час…