Скрипнула калитка, и в то же мгновение раздался взрыв. Завизжала собака, на станции крики, переполох. Проснулась Этуш. «Что случилось? — испуганно спросила она. — Почему ты так странно смотришь?» Но Берти молчал.
На следующий день его увели. Семнадцать дней пытали в контрразведке. Какая невыносимая боль, внутри пульсирует что-то, все чаще и чаще. Он им ничего не сказал. Как все болит! Его отправили в штрафной батальон. Он знал: оттуда не возвращаются. Не лежать ему больше рядом с Этуш, не покрикивать на Лаци за то, что вылезла из штанов рубашка. А он вернулся. Он счастливый. Только все очень болит. Дети встретили его сиротами. Этуш умерла. Он никогда никому не рассказывал историю с вагонами.
«Сортировщик! Вторая свободна!» Не ему ли? Больно. За окном мигает красный сигнал. Стучат вагоны сверхтяжелого товарного поезда. Встать, пойти, рассказать. А что случилось с четвертым вагоном? Илонка будет сердиться, он опять не съел лапшу. Скоро на станции все будет управляться автоматами. Телевизоры. Снова красный свет. Только красный. Хорошо, что не желтый. Желтый он почему-то не любит. Надо найти четвертый вагон. Его номер начинался числом 113. Это Берти хорошо запомнил.
Люди! Где-то среди вас ходит четвертый вагон. Он не взорвался. Будьте осторожны!
Берти напряг последние силы и сел на постели. Все поплыло: комната, окно, огни на станции. Этуш! Коса как-то неловко обвилась вокруг ее шеи. Надо бы поправить. Трудно дышать. А как же четвертый вагон? Сказать, немедленно сказать. Выйти и предупредить первого встречного.
Вцепившись в спинку кровати, Берти встал. Хватит ли сил добраться до двери?
Где-то бродит вагон. Разыскать! Задержать!
Шаг. Еще один. Вот так, хорошо. Здесь должна быть дверь.
Вот она, ручка… Воздуху!
Дверь распахнулась…
За час до прибытия поезда
Сегодня Миклош Кари вновь появился на улице Кожевников. Почему так называли до сих пор эту улицу, непонятно: кожевники здесь давным-давно не жили, а последнюю кожевенную мастерскую недавно превратили в вулканизационную.
Миклош Кари — человек со странностями. Иногда он исчезал из города на несколько лет, и никому не было известно, где он пропадал. Коренастый, с землистым лицом, в неизменной короткой кожаной куртке, он держался уверенно, цепко ступая по земле. Часто он проходил по улице со скрипкой под мышкой, но никто никогда не слышал, чтобы он играл на ней. Миклош был холост, и так уж повелось от века, что это обстоятельство вызывало обостренный интерес у женщин не первой молодости.
Последнее время он зачастил на улицу Кожевников — не иначе ухаживает за кем-то. Впрочем, это секретом не являлось. Все знали: он навещал вдову Керекешнэ. Вот и сегодня он направлялся к ней.