Като молча кивнула головой. И снова путались мысли, как опавшие листья под ногами прохожих.
…Без одного дня месяц. Это много или мало? Кто знает. Днями измеряются календари, а жизнь подчиняется иным измерениям.
Като Керекеш прожила с мужем без одного дня месяц. С какой гордостью говорила она всем: «Мой муж старше меня. На несколько недель». Пришла повестка, и она даже не отнеслась к ней серьезно. Быстро уложила в рюкзак шарф, теплые гетры, иголку с ниткой. Разве об этом нужно было заботиться? Заслонить бы его собой от пули! Ведь ему, как и ей, не было еще двадцати лет…
А как измерить время, которое потянулось после того месяца без одного дня? Для других все осталось по-прежнему, а для Като дни ослепли, словно им выкололи глаза.
Ни одного письма не получила Като от мужа. Даже извещения о его смерти. Кто-то из товарищей видел, как он упал неподалеку от линии фронта, — пуля русского партизана попала ему в самое сердце.
А Като ждала. Кто знает, сколько времени ждала? От Дюлы Керекеша осталась лишь фотография в военной форме, которую успел сделать хромой фотограф, когда Дюла забежал домой попрощаться, — их роту спешно отправляли из города. Вот и все, что осталось от Дюлы Керекеша. И еще бесконечные серые дни, которым не было ни названия, ни счета.
Но зато появился маленький Дюла. Он ежедневно, ежечасно напоминал Като о своем существовании. Като кормила его, когда он был голоден, штопала его одежонку. Иногда мыла пол, если он казался ей слишком грязным. Ей не хотелось ни о чем заботиться. Не раз, вынимая малыша из кроватки, умывая его и пеленая, она думала о том, что никто, никогда не заменит ей потерянное счастье.
В те дни Миклош Кари стал часто заглядывать к ней, старался утешить. Когда-то он, как и Дюла, добивался ее руки. И было время — Като отдавала ему предпочтение. Но на их отношениях всегда лежала какая-то тень. Не было в них теплоты и открытости. А Дюла был мечтатель. Он хотел подарить ей весь мир. Он мечтал стать конструктором невиданных машин. Миклош слушал его посмеиваясь и говорил, что с него хватит и того, если он будет работать на машине, которую изобретет Дюла. Конечно, если он вообще что-нибудь изобретет, потому что от мечты до ее воплощения — как от неба до земли.
Роль утешителя вскоре наскучила Миклошу Кари.
— Утешение дело тощее, — говорил он. — Как сало трехмесячного поросенка. Сыт не будешь.
И он исчез из города. На несколько лет.
Дни шли. Като ничего не замечала — ни солнца, ни гроз, ни искрящегося пушистого снега. Когда малыш не цеплялся за ее юбку, она останавливалась перед фотографией мужа и разглядывала ее. Подолгу разглядывала.