— Наши банки имеют прочные связи с заграницей. Даже с швейцарскими Ротшильдами. Вы думаете, Ротшильды живут только в Нью-Йорке? Не-е-ет! Я знаю лично…
…Цап получил трехдневный отпуск. На третий день к нему приехала жена. Милая, по-детски доверчивая, словно только сегодня появилась на свет божий. Смотрит на него и, кажется, говорит:
«Нет у меня жизни без тебя…»
Прощаясь, она все хватала его то за руку, то за плечо. Никак не вывернешься из ее объятий. Умела Марика любить! Целуя его, она испуганно заглядывала в глаза и спрашивала: «А тебе там ничего плохого не сделают? Хоть бы эти лукавые немцы не придумали чего-нибудь! Не дай бог!»
Он молчал, неумело гладя ее по голове. Только услышав, что арестовали отца, встревоженно спросил:
— Мельницу не конфисковали?
О том, что пошел добровольцем в СС, он ей не сказал.
А Марика, предчувствуя что-то недоброе, все не могла оторваться от него, словно хотела срастись с ним, раствориться в нем.
На следующий день их отправили в Германию. В Шопрон-Кегиде кто-то прикрикнул на молчаливого железнодорожника:
— Ты что, дурак, не знаешь, как надо руку поднимать в знак приветствия?
Еще минута — и поезд перевалил через границу.
Дальше все пошло быстро. Распределительная контора СС. Бесконечные выкрики: «Хайль Гитлер!» В руке направление: «Казарма СС при Бухенвальдском концентрационном лагере».
Снова в путь…
К утру прибыли на место.
Тут были и венгры, и румыны, и украинцы.
— Вот столовая, а здесь — бильярдная, — услужливо объяснял кто-то. — Вот звонок на случай, если…
Молча стелил Цап в этот вечер свою постель. Он твердо решил быть осмотрительным, не привлекать к себе внимания. Как тогда, в школе. Или как клок травы в тине, под корягой. Лишь бы остаться в живых! А здесь не надо дорого платить. Сосед приглашает играть в бильярд. Цап не любит эту игру. Он боится азартных игр. Но отказаться тоже страшно — еще сочтут за чудака, обратят внимание.
Он неумело держит в руках кий. Мысли далеко, возле речки Верке. Там его мельница. Его Марика. Его мир.
— Почему не слушали речь фюрера? — спрашивает старший по комнате. — Почему не высказались о новом чудо-оружии? Почему не ударили ногой в брюхо заключенного, который не сразу снял перед вами шапку?
Тут всё замечают. Ни одного движения не пропустит недреманное око.
Янош раздевается, аккуратно укладывает униформу. Череп в упор смотрит на него с эсэсовской нашивки. Так он и засыпает под этим взглядом.
…Снова резкий звон стаканов. Сосед угощает его.
— Не падай духом, дружок! — мурлычет он, пьянея, — Что, жена бросила? Ерунда! Там, за границей, прелестные женщины! На каждый палец по десятку найдем. Мне швер… швейцарский Ротшильд всё устроит… И тебе тоже. Не веришь?