Они с аппетитом уплетали сосиски, то и дело прерывая еду взрывами беспричинного смеха.
Был конец лета. Раскаленный за день воздух лениво вливался в окно. Быстро темнело.
— Ой, не могу! — вдруг положив вилку, звонко рассмеялась девушка.
— Что с тобой, Эдит? — удивился молодой человек.
— Как вспомню, Дюри, ту столетнюю старуху, что гналась за нами с дубинкой, не могу удержаться от смеха!
— А что я мог поделать, если моей барышне хотелось отведать слив именно из ее сада?
— Можно подумать, что я просила тебя сорвать их! Я только посмотрела, какие крупные, спелые сливы!
— А все же она бросила свою дубинку, — проговорил Дюри. — Даже пробормотала что-то примирительное. Можете, мол, оставаться, раз вам так понравилось у меня. И добавила: какая прелестная парочка!
— Ну, этого она не говорила, — засмеялась Эдит. — Это ты выдумал…
— А разве плохая?
Их слова напоминали солнечных зайчиков — игривые, безмятежные, задорные…
— Зачем ты меня чуть не утопил сегодня? Не позови я на помощь девчонок, — говорила Эдит с нарочитой серьезностью, — еще неизвестно, чем бы все это кончилось. Я ведь плавать не умею.
— Бедняжка…
Эдит до сих пор ощущала прикосновение его сильных, уверенных рук, подхвативших ее в воде. На губах еще хранился вкус полуденного купанья, речной воды, горячего солнца. А потом пошел дождь. Грузные капли тяжело шлепались о речную гладь, вздымая веселые брызги. Но это не испугало купающихся. Эдит даже испытывала нежность к этим озорным каплям…
Окончив ужинать, они поднялись, так и не заметив, что третье место за их столиком давно опустело. В зале гудел и суетился народ. Эдит и Дюри ловко пробрались между столиками и вышли на улицу. Привокзальная площадь была пуста. Сквозь густую листву каштанов падал на землю яркий свет уличных фонарей. Шипя и отфыркиваясь, маневрировал паровоз. В небе сияли нетронутые, чистые звезды.
Они шли рядом молчаливые, взволнованные, счастливые, слушая безмятежную тишину летнего вечера.
— Мы ведь не обманем ту, столетнюю бабусю, с которой сегодня встретились в саду?.. — вдруг робко спросил Дюри и остановился, ожидая ответа.
Эдит ничего не сказала, только крепче сжала его руку.
— А что скажут твои родители?
— Отец без слов угадывает все мои желания, — уверенно ответила Эдит.
Как трудно было расставаться! Еще один взгляд, еще одно пожатие руки, еще один поцелуй…
Эдит уже переступила порог дома, а глаза, сердце еще хранили теплоту прикосновений родной руки, его нежность, его любовь. Больше они никогда не расстанутся. И вдруг твердые как железо слова отца:
— Не будет этого. Выбрось из головы! Не хватало, чтобы моя дочь вышла замуж за христианина, да к тому же еще голодранца!