Идет наш шумный эскадрон
Гремящей пестрою толпою.
Повес усталых клонит сон.
Уж поздно, темной синевою
Покрылось небо, день угас,
Повесы ропщут…
Но вот Ижорка, слава богу!
Пора раскланяться с конем.
Как должно, вышел на дорогу
Улан с завернутым значком;
Он по квартирам важно, чинно
Повел начальников с собой,
Хотя, признаться, запах винный
Изобличал его порой.
Но без вина, что жизнь улана?
Его душа на дне стакана,
И кто два раза в день не пьян,
Тот, извините, не улан!
Сказать вам имя квартирьера?
То был Лафа, буян лихой,
С чьей молодецкой головой
Ни доппель-кюмель, ни мадера,
Ни даже шумное аи
Ни разу сладить не могли.
Его коричневая кожа
Сияла в множестве угрях,
Ну, словом, все, походка, рожа
На сердце наводило страх.
Задвинув кивер на затылок
Идет он, все гремит на нем.
Как дюжина пустых бутылок,
Толкаясь в ящике большом.
Лафа угрюмо в избу входит,
Шинель, скользя, валится с плеч,
Кругом он дико взоры водит
И мнит, что видит сотни свеч…
Пред ним, меж тем, одна лучина,
Дымясь, треща горит она,
Но что за дивная картина
Ее лучем озарена.
Сквозь дым волшебный, дым табачный,
Мелькают лица юнкеров.
Их рожи красны, взоры страшны,
Кто в сбруе весь, кто без ш……
Пируют! — В их кругу туманной
Дубовый стол и ковш на нем,
И пунш в ушате деревянном
Пылает синим огоньком и т. д.