– Вы о Гольдбахене? – спросил Утер, а Найденыш резко кивнул – словно кто перерезал ему шейные позвонки.
– О нем.
Из раскрытых окон и дверей донесся отдаленный шум большого скопления народа – видно, подготовка к экзекуции шла полным ходом. Из-за перегородки на кухонную половину выглянул, прислушиваясь, Фриц Йоге. На лице его написано было едва ли не вожделение.
А вот на Дитриха было жалко смотреть.
– Я так и не поблагодарил тебя, жак, – сказал он – похоже, чтобы как-то отвлечься от шума снаружи.
– Пустое, – повел Утер ладонью, стараясь не делать резких движений: в бок начала толкаться боль. – Признаться, скажи мне кто, как все выйдет, я б сбежал, не оглядываясь.
Дитрих бледно улыбнулся.
– Так говорит всякий, кому довелось поучаствовать в настоящем бою. Но помнят-то сделанное, а не то, что сделать хотелось.
– Позволите ль спросить, – Утер вытянул поудобнее левую ногу. – Что было в тех бумагах, из развалин?
Дитрих Найденыш помолчал, глядя на свои ладони, скрещенные на столешнице.
– Займовые векселя, – ответил наконец. – Арнольд Гольдбахен пытался получить с Кровососа старый долг.
– Значит, там, в «Трех дубах»…
Дитрих снова улыбнулся – все так же вымученно и бледно.
– Но ведь получилось, – сказал. – Да и Грумбах не был настолько умен, чтобы понять – нет никаких документов, их изобличающих. Думаю, Клейста то, что он увидел и пережил тогда, сломало. А Альбериха Грумбаха – озлобило.
Тут за окнами взревели сильнее прежнего, а через миг-другой рев этот перекрылся человеческим криком: пронзительным и отчаянным. Утер спрятался от него в кружку, потупив глаза и потягивая пиво, сделавшееся вдруг по вкусу словно пепел. А вот Дитрих – так и сидел, оскалившись в болезненной гримасе.
Потом крик затих – как обрезанный ножом, – а с ним вместе затих и рев толпы.
– А что же… – каркнул Махоня и снова хлебнул из кружки, чтобы протолкнуть вставший в горле ком. – Что же с истинными?..
Но Дитрих приподнял руку, и Махоня замолчал.
– Преступник найден и покаран, – сказал ведьмобой. – Больше убийств не будет.
Некоторое время они сидели молча.
– Он просто мальчик, – сказал Найденыш. – Неупокоенный дух некрещеного младенца. Думаю, его брат, вырезав куклу из выросшего над могилой дерева, сумел… – Он замолчал, провел ладонью, словно стирая нечто, написанное на столешнице. – Все в прошлом. Всего лишь маленькая девочка и ее кукла.
Какое-то время они сидели: молча и словно в оцепенении, а потом «Титьки» начали заполняться возбужденным народцем, принесшим запах жженой плоти. Дитрих встал, кивнул Махоне и направился к выходу.