(курсивъ подлинника)». Глаза раскрылись у деревни, многіе крестьяне, побывавъ, кто заграницей въ плѣну, кто во время войны — на болѣе культурныхъ окраинахъ, — иначе стали смотрѣть на всѣхъ и все. Стало проявляться больше сознательности, больше стремленія жить такъ, какъ живутъ другіе народы. Расширеніе кругозора деревни за время съ 1914 г. безспорно, и оно уже наложило свой отпечатокъ на борьбу крестьянъ за свои права и интересы. Процессъ этотъ, въ нѣкоторой степени, парализуется, впрочемъ, тѣмъ, что безпрерывныя семилѣтнія мобилизаціи крестьянской молодежи отучили ее отъ труда, прививъ духъ хулиганства и жестокости. Съ этими явленіями деревенской интеллигенціи придется упорно и серьезно бороться.
Таковымъ рисуется намъ круговоротъ, завершенный главной дѣйствующей силой русской жизни и русской революціи — крестьянствомъ. Перейдя почти непосредственно отъ самодержавно-дворянскаго строя къ коммунизму, крестьянство теперь, силою вещей и горькимъ опытомъ, приходитъ къ той промежуточной стадіи, которую оно первоначально обошло — къ демократической государственности. Возможно, что не во всѣхъ частяхъ Россіи въ одинаковой мѣрѣ сказывается сдвигъ въ психологіи крестьянства, но, по имѣющимся даннымъ, процессъ этотъ почти всеобщій и протекаетъ приблизительно въ томъ же направленіи. Спущенный съ цѣпи рабъ, проявивъ звѣрскія черты человѣческой натуры, начинаетъ превращаться въ человѣка-гражданина. Послѣ вакханаліи деревенской анархіи, такой безсмысленно-жестокой и кровавой, такой нелѣпо-разрушительной и некультурной, трудно, конечно, требовать немедленнаго и полнаго перевоплощенія и гражданскаго перевоспитанія, но важны и первые шаги на пути обще-человѣческой и гражданской культуры.
Крестьянство составляетъ 90 % населенія Россіи и его роль, какъ одной изъ главнѣйшихъ двигательныхъ силъ революціи, естественно, была громадна. Не нужно бытъ слишкомъ строгимъ ригористомъ, чтобы признать отрицательной роль крестьянства, какъ массы, въ теченіе революціи. Благо еще, что впереди имѣется хоть нѣкоторый просвѣтъ надежды на исцѣленіе и использованіе уроковъ кроваваго прошлаго.
Помѣстное дворянство, несмотря на то, что оно сравнительно давно уже успѣло накопить опредѣленные культурные навыки и познанія, не выявило, въ общемъ, своей культурно-примиряющей роли въ революціи. Напротивъ того, помѣщичій эгоизмъ, жадность и узость проявлялись все время параллельно съ эгоизмомъ, жадностью и узостью крестьянъ. Какъ элементъ внѣшне культурно-отполированный, помѣщики, конечно, отстаивали идею государственности, но вносили при этомъ столько классоваго, столько личнаго, что сводилась на нѣтъ вся цѣнность приверженности буквѣ государственности, ибо искажался ея духъ, требующій принесенія въ жертву частныхъ интересовъ общимъ. Но даже и при подобномъ, узко-тенденціозномъ подходѣ къ государственной идеѣ, большинство помѣщиковъ не умѣло оказать помощь государственной власти, не умѣя, въ то же время, и пойти на уступки духу времени. Помощь власти оказывалась обычно «съ хитрецой», съ затаенной задней мыслью, съ тайной надеждой обойти и, затѣмъ, осѣдлать въ свою пользу коня репрессій. Духъ максимализма мѣшалъ частичнымъ хотя бы уступкамъ, не допускалъ отказа отъ большинства правъ и преимуществъ ради спасенія хотя бы части (въ видѣ, напр., усадьбы или дачи).