В один из таких вечеров Бельтара представил друзьям своего двоюродного брата -- молодого провинциала, решившего посвятить себя литературе.
-- Этот мальчик,-- объявил Бельтара,-- написал роман. На мой взгляд, книга его ничуть не хуже других произведений подобного рода, и я прошу тебя, Сиврак, прочитать ее. У моего кузена нет никаких знакомств в Париже, он инженер и живет в Байе.
-- Счастливый вы человек,-- сказал юноше Фабер.-- Сочинили роман, живете в провинции и ровным счетом никого не знаете в Париже! Ваша карьера обеспечена! Издатели тотчас начнут драться за честь "открыть" ваш талант, и если вы умело составите себе репутацию, то через год ваш успех затмит даже славу нашего друга Сиврака. Но послушайтесь моего совета: никогда не показывайтесь в столице! Байе... Это же замечательно -- Байе. Мыслимо ли противиться обаянию человека, живущего в Байе? На вид вы славный малый, но таковы уж люди: чужую гениальность они выносят лишь на приличном расстоянии.
-- Советую вам сказаться больным,-- вмешался Лам-бэр-Леклерк,--очень многие добились успеха таким путем.
-- Но что бы ты ни предпринимал,--сказал Бельтара,-- ни в коем случае не бросай своей службы. Служба -- это отличный наблюдательный пункт. Если же ты запрешься в своем кабинете, то через год станешь пи
(37)
сать, как профессионал: твои сочинения будут безупречны по форме и невыносимо скучны.
-- Глупец! -- презрительно воскликнул Сиврак.-- "Служба -- отличный наблюдательный пункт!" Как не стыдно умному человеку повторять такие пошлости! Да что может писатель найти в мире такого, что нежило бы уже в нем самом? Разве Пруст покидал свою обитель? Разве Толстой уезжал из своей деревни? Когда его спрашивали, кто такая Наташа, он отвечал: "Наташа -- это я". А Флобер...
-- Прошу прощения, что я решаюсь возражать тебе,-- отвечал Бельтара,-но Толстого окружала многочисленная родня, и в этом был один из источников его силы. А Пруст часто бывал в отеле "Ритц", он имел множество друзей, и все это давало богатую пищу его воображению. Что же до Флобера...
-- Ясно!.. -- оборвал его Сиврак.-- Но представь себе, что Пруст не мог бы черпать свои сюжеты из светской жизни -- все равно у него нашлось бы что сказать. Пруст одинаково восхитителен, когда рассказывает о своей болезни, о комнате, где он жил, или о своей старой служанке. А кроме того, я берусь доказать тебе, что даже самого блестящего ума, у которого к тому же имеется возможность наблюдать жизнь в самых любопытных ее проявлениях, еще недостаточно для создания истинного произведения искусства. Взять, к примеру, нашего друга Шалона... У кого, как не у него, было больше возможности и времени наблюдать самые различные круги общества? Шалон был на короткой ноге с художниками, писателями, промышленниками и актерами, политическими деятелями, дипломатами, он имел доступ за кулисы театра, где разыгрывается человеческая комедия. А каков результат? Увы, мы знаем, чем это кончилось!..