Темьянова бросила реплику:
– Ах, беда моей головушке!
Дальше снова заговорил старик в роли Грознова:
– А вы каждое утро ко мне всей семьей здороваться приходите, в ноги кланяться, вечером покойной ночи желать. И сундук тот, железный, ко мне в комнату под кровать поставь.
– Не нужно перевирать текст! – снова вмешался Кожушкин. – Я все слышу!
– Да как ты, погубитель мой, про сундук-то знаешь? – спросила Темьянова в полном соответствии с ролью.
– Грознов знает все, – неуверенно заметил старик.
Глядя на комика Ветрякова, Дайнека подумала, что если он еще раз забудет текст, у нее разорвется сердце, поэтому напомнила Бирюкову:
– Вы сказали, что вы фаталист.
Он подтвердил:
– Верю в неизбежность событий.
Она кивнула:
– Только вчера услышала фразу: «Мы все плывем туда, куда волна понесет».
– Уже познакомились с Платоном Борисовичем?
– Откуда вы знаете? – удивилась Дайнека.
– Нетрудно догадаться. У нас с ним близкие взгляды. Мы часто говорим на подобные темы. В подтверждение сказанного – вот вам цитата: «Человек пребывает в счастливом неведении, полагая, что существует свобода выбора. Просто он не до конца понимает подлинный смысл слов «Власть» и «Случайность». Попробуйте не согласиться… Это, между прочим, Исайя Берлин.
– И вы тоже? – удивилась она.
– Что? – Бирюкова озадачил ее вопрос.
– Вы тоже читаете Берлина?
– А кто еще?
Решив не болтать лишнего, она скромно опустила глаза:
– Я.
– Похвально, – коротко сказал Бирюков.
На сцене между тем происходил диалог из пьесы Островского.
Темьянова:
– Каково жить всю жизнь с такой петлей на шее! Душит она меня.
Ветряков:
– Сниму, сниму, – другую возьму, полегче.
Темьянова:
– Да я и без клятвы для тебя все…
Ветряков:
– А сделаешь – так шабаш: вничью разойдемся… – Проговорив эти слова, старик замер, словно припоминая, что там еще…
– «Вот и надо бы мне поговорить с тобой по душе!» – немедленно отреагировал режиссер. – Неужели трудно запомнить?
– Нет, это невыносимо, – Дайнека опустила глаза. – Неужели болезнь Альцгеймера не лечится?..
Под жидкие аплодисменты Ветряков увез Темьянову за кулисы. Оттуда вышла Артюхова. Издалека ее можно было принять за девчонку. Стройная, легкая, она встала у микрофона. Привычный хвостик волос на этот раз был начесан и замысловато свит в современный кокон.
Дайнека заметила:
– Похоже, она победила время.
– Что? – рассеянно спросил Бирюков.
– Она победила время, – повторила Дайнека. – Взгляните на нее… Уверена, когда-нибудь я буду гордиться тем, что была с ней знакома.
Бирюков не отрывал взгляда от сцены.
Артюхова просто сказала:
– Давид Самойлов. «Снегопад», – и стала читать: