До костей продрогшая, вернувшись в лачугу, она сразу же присела прямо к очагу. Сырое платье дымилось, медленно просыхая. Желая побыстрее согреться, Виола собралась спать прямо перед очагом, расстелив на полу лохмотья, служившие ей постелью. Несмотря на потребность в тепле, она так и не притронулась к миске с горячей похлебкой, которую, как обычно, протянул жене нищий. Ее запах и вкус были отвратительны Виоле больше обычного, вызывав, помимо привычной тошноты еще и озноб.
Ночью она проснулась от нестерпимого жара. Чувствуя, как горит лицо, Виола с пола перебралась обратно на свою постель. Прикоснувшись руками к платью, она почувствовала, что большая его часть за исключением того бока, на котором она спала, уже высохла. На какое–то время ей стало легче, но вскоре она поняла, что жар теперь исходит не от очага, а из глубин ее тела.
«Я заболела и умру. Спасибо, что услышал меня, Господи!» — было ее последней связной мыслью.
Виоле снилось, что она снова маленькая девочка, беззаботно веселящаяся под сводами герцогского дворца. Ее покойная мать, в детской памяти дочери навсегда молодая и красивая, усадив ее к себе на колени, милостиво позволяла перебирать свои украшения. Еще ребенком Виолу неодолимо притягивали таинственная красота и прозрачность драгоценных камней, теплый, солнечный блеск золота, лунный перламутр жемчуга. Когда герцогиня–мать, утомившись, передавала ее в руки придворных дам, те, в свою очередь, отводили девочку к кормилице, что кормила и укладывала ее спать. Едва Виола подросла, кормилицу отправили обратно в деревню, но сейчас, в горячечном полусне Виоле казалось, что она снова рядом, склоняется к ней, обтирая потный лоб, вливая в нее по ложке теплый бульон.
Виола проснулась от звука человеческих голосов и скрипа двери.
— Так–так, посмотрим… Дрова из лесов графа Урбино, — какой–то мужчина в коричневом шерстяном кафтане с пером и бумагой в руках войдя, первым делом посмотрел на горящий очаг. — Жжете много, на два дуката будет.
— Обычно меньше, сейчас жена болеет, — ответил нищий.
— Хочешь сказать, мне вас каждый день проверять? Вот еще, — мужчина пожал плечами. — Лет сколько?
— Тридцать один.
— А жене?
— Не знаю.
Мужчина подошел к постели и бесцеремонно заглянул Виоле в лицо.
— На вид лет восемнадцать. Так и запишу. Дети есть?
— Нет.
— Значит так, за воду… дрова, кров… плюс подушная подать… плюс торговый сбор… итого двенадцать дукатов, — закончил подсчеты сборщик податей.
— Торговый и цеховой сбор я уже заплатил.
— Неужто? Смотри, проверю у главы цеха горшечников. И с остальным тоже не тяни. С теми, кто не платит, у меня разговор короткий, — пригрозил сборщик на прощание.