Про то, как Вакса гуляла-гуляла, гуляла-гуляла (Левитин, Левитина) - страница 28

– Нет, девочка, это тебя знобит, а не Ваксу. Мама, у нее, кажется, опять температура!

– Нет, нет, не у меня! – закричала Маша, но было уже поздно: лекарства сразу нашлись, и термометр, теперь нужно было сидеть неподвижно и ждать, пока не определится температура.

Температура преследовала Машу вот уже несколько месяцев.

Приходили врачи, выслушивали, высказывали предположения, говорили, как лечить, и, хотя все они были непохожими людьми, произносили в конце одно и то же загадочное слово: «Перерастет».

Кого, когда? Вакса начинала привыкать лежать рядом с Машей, как с печкой, и прислушиваться – какой силы в ней полыхает тепло.

Сама же она оставалась неуязвимой, вяло текущая температура, с ней ничего не могло произойти. С любым из семьи могло, даже со Швейком, с ней же нет.

И она не знала, следует ли гордиться этой неуязвимостью.

Она прислушивалась к Машиному дыханию и думала: «Откуда оно вообще, из каких глубин и почему это так важно, чтобы дышал человек? А если перестанет, куда денется дыхание?»

Этого Вакса не знала и вообразить не могла. Она просто просыпалась среди ночи и обнаруживала, что отброшена Машей во сне далеко-далеко, будто девочка боялась, что она способна заразиться.

Но она и на это неспособна, ни на что не способна. Интересно, как чувствовала себя в такие дни та, другая, чье имя ей досталось случайно?

– Вакса, Вакса, – сказала Маша однажды, прижав ее к плечу. – Почему ты неспособна на сочувствие? Будь со мной немного сердечнее.

Легко сказать! Вакса пыталась, она даже стала придумывать сказки про то, как Вакса гуляла-гуляла, но дальше поляны в лесу ее воображение не простиралось. На этой поляне встречались существа, к которым она старалась относиться подружелюбней. Но сама поляна была другой, не той, что рядом с Машиной дачей, на которую они должны были вот-вот поехать, но мешала Машина болезнь.

– Там есть дом, – сказала Маша. – Он деревянный и очень смешной, мама говорит, что папа хотел его построить по щучьему велению, как в сказке, мгновенно.

У него две половины, одна из дощечек, тоненьких-тоненьких, другая – из бревен, и между ними комната, очень красивая, но в ней нельзя находиться во время дождя, потому что сквозь крышу течет.

Есть еще одна комната, тоже красивая, самая большая, по ней хочется побегать, но она для папы. Он работает там.

Есть еще сад и качели в саду. Сад весь взъерошенный, трава растет как попало, и много сорняков в этой траве.

Сад обнесен забором, очень старым, он непременно скоро повалится, так утверждает мама, но, пока он стоит, мы никого вокруг не видим, только слышим, и это ужасно огорчает папу, он и слышать не хотел бы, это мешает ему работать, когда он сидит наверху.