Бомж задумался.
— Ага. Типа того. Мужики рассказывали про одного тут. Петя Хромой его звали. Жил на вокзале. А один раз подкатила к нему, значит, тачка. Крепкие такие ребята вышли. Не то что ты, дохляк. Затолкали в тачку. И больше его не видели. Вот скажи, нахер кому-то бомж понадобился?
Гадать на эту тему очень не хотелось.
— А ты как думаешь?
— Увезли в другой город, — уверенно заявил бродяга. Он доел гамбургер, спрятал в карман почти чистую салфетку и с наслаждением присосался к бутылке пива. — Ух, хорошо… Я говорю, не на органы же его распиливать собрались? Какие у нашего брата органы, отрава сплошная. На помойку только выкинуть. Увезли Петю Хромого в другой город, отвечаю. Чтоб не узнал никто. А чтоб не убежал, ноги отрезали. Или глаза выкололи. А может, и то и другое. Наверняка чтобы. Язык отрезали, само собой. Шаришь, о чем я? И посадили в каком-нибудь месте, где народу шарахается много. На вокзале, например, ага. И все. Работай — получишь еду. Не работаешь — закопают. И никто тебя никогда не найдет. — бомж оскалился. — Мир ведь не без добрых людей, а? Вот все эти добрые люди, лохи, и кормят бандосов.
Бомж кивнул в сторону вокзала, где на своем посту восседал безногий инвалид с картонной табличкой в единственной руке.
— Посадят в хороших местах туш десять, а вечером бабло собирают. Штук двадцать каждый день по любому. Может, и больше. Бабло-то эти бандосы нехилое гребут, я тебе скажу. А, ну и за своими натурально рабами присматривают, конечно.
— Как?
— А поди, разбери! Сидит на стоянке в одной из колымаг какой-нибудь дядя. И тихо и спокойно, значит, пасет. А его никто не видит. Может, я даже спас тебя. Если б ты и дальше до того убогого дожаривался, подошли бы к тебе. Отвечаю, подошли бы. У них тут все налажено, как надо.
Ничего больше я из бомжа не вытянул. Он просто ничего больше не знал. Хочешь выжить на вокзале — знай свой шесток и не лезь не в свои дела. Бомж выжить наверняка хотел.
Я осознал свою первоначальную ошибку и не собирался ее повторять. Подходить к инвалиду больше не стал — вместо этого занял позицию метрах в 50 от его «поста», у здания почты. Здесь я присел на одну из клумб, вкопанных в тротуар. И стал ждать.
Ждать пришлось долго. Периодически я вставал и прохаживался, разглядывая вывески крохотных магазинчиков, натыканных в районе вокзала. Затем возвращался на свою позицию.
Время тянулось медленно, но я его не подгонял. Мне было, о чем подумать.
Вся эта история выбила меня из колеи. Выбила напрочь. Я потерял покой с минуты, когда Лидия Михайловна рассказала мне о «нищей мафии». Воображение немедленно нарисовало самую жуткую картину. Ослепленный изувеченный Сергей, обращенный в раба. Картинка была настолько безумной и пугающей, что я больше не мог выбросить ее из головы.