Я хотела бы вернуться на сытую улицу. Я не прочь была выпить кофе. И посмотреть на дома, подошедшие как на дрожжах. Кто из них кого победил? Ведь война должна же когда–нибудь кончиться. Но не успела я насчитать и пятьдесят шагов, как витрины «Вари» ударили мне в лицо миллиардом пирожных. Я остановилась. Я не могла идти дальше, хотя пятьдесят один — число нечетное и я связывала с ним только несчастья. Например, что я вернусь в каменный дом. Но воля моя была подобна затухающему фонарю, и, вылизав мысленно все сбитые сливки с витрины, я решила войти.
— Порцию земляничного крема, — заказала я. Но розовая пена, которую мне принесли на тарелке, казалась совсем несъедобной. Я тут же стала вспоминать ту сказку, которую сочинила в четыре года. Сказку, где все превращается в пирожные, стоит только дотронуться — и готово! В общем, это совсем и не сказка, в ней нет никакого действия, все держится на глаголе «есть» в сочетании с существительным «пирожное», но в ней заключена идея, которая осеняет меня всякий раз, как я вхожу в кафе, непременно осеняет, хотя прошло уже много лет, с тех пор как я все это придумала. Может, это навязчивая идея, есть у меня и другие, всего штуки четыре, когда мне особенно скучно, я делаю из них разные коллажи[49], ну и тогда мне становится веселее.
Вначале в кафе никого не было. Даже хозяйку я заметила только потом, она сидела за большими стеклянными витринами холодильника, я случайно увидела ее глаза — они меня подстерегали, но были похожи на остекленевшие глаза рыбы. К счастью, я нашла в креме целую землянику, землянику, не утратившую аромата, хотя она была заморожена в прошлом сезоне. Она казалась ярко–красной в сравнении с безжизненно–бледным цветом крема, и на ней видны были поры, чешуйки на мякоти. У земляники вкус ели. Она растет в местах, где по вечерам распыляется смола, ее впитывают травы, скосишь их на следующий день, а потом коровы дают зеленое молоко. Ты смотришь, как доят горную корову и течет сосновое молоко.
Я повернулась к витрине, хозяйка задремала. Холодильники издавали усыпляющий шум. Белый колпак, подобно ледоколу, отправился в плаванье к сливочным берегам. Он медленно скользил вперед, вперед и вкось, по мере того как подбородок упирался в грудь. О боже, а мне так хотелось поболтать с кем–нибудь о горной землянике! Даже о том, сколько стоит килограмм, даже о том, что она продается не на килограммы, а на литры, цыганскими ковшами, ковшами, прикрытыми земляничными листьями. Но я не могла беспокоить хозяйку. Я вообще никого не могла беспокоить — кому охота слушать речь о землянике?