Если ты индиго (Турве) - страница 50

Небо над головой было пронзительно–синее, даже слегка фиолетовое, пугающее своей красотой: разве может быть такое небо на Земле? Есть всего несколько дней в сентябре, когда оно бывает таким, да и то не каждый год, Янка несчетное количество раз проверяла. Интересно, почему у людей никогда не встречается такого же оттенка глаз, сине–фиолетовых? Она бы тогда смотрелась в них, не отрываясь, хоть на небо, разумеется, всё равно лучше…

Вот уже и каштаны сыпятся, красота! С ними у Яны много чего приятного связано: вспомнить хотя бы, как вели в парке напротив школы перестрелки, пугая случайных прохожих дикими воплями и улюлюканьем. (Голые коричневые катышки были пулями, а в колючей зеленой кожуре — гранатами. Вот эти ценились на вес золота…) Весь четвертый класс пролетел в увлекательной войне с мальчишками, с досадными перерывами на уроки. Они, девочки, объявили себя племенем краснокожих, а избранным лучшим ребятам выпала великая честь стать презренными бледнолицыми. (Девчата сильно опасались, что пацаны будут звать их «краснорожими», но те до такого не дотумкали. Или просто джентельмены попались, Янка сейчас склонялась к последнему.) Остальные девчонки из класса страшно завидовали их тайному «масонскому» обществу — пускай и виду старались не подавать, но по глазам сразу было понятно…

А еще чуть позже они своей индейской «шайкой» принесли клятву о вечной дружбе: стояли впятером, крепко соприкасаясь плечами и соединив руки, как в старом фильме «Три мушкетера» с Боярским («Мушкетеров» тогда часто крутили по телевизору). «Один за всех и все за одного!» — наверняка одновременно так подумали, но вслух никто не сказал, постеснялись. Что–то в этом моменте было особенное, Янка до сих пор о нем часто вспоминала, хоть столько лет прошло… И каждый раз даже плакать хотелось: ничего похожего по напряженности и взлету чувств с нею с тех пор не случалось.

Сейчас подруги, конечно, есть, но как–то каждый сам по себе — какое там «все за одного»! (Взять хотя бы этот четверг: развернулись и ушли без нее, никто и словом не обмолвился!..) Так жалко, что в пятом классе их дружную компанию по какой–то директорской прихоти расформировали, распихали куда попало — кого в «А», кого в «Б», а кого–то вообще перевели в другую школу. На том всё и заглохло.

Но это было намного позже. А в тот незабываемый «индейский» год Янка специально выдумала для их племени новый алфавит — было–было! Пришлось девчонкам вызубрить его наизусть в обязательном порядке, хоть как ленивые соплеменники (то есть соплеменницы) ни ворчали, не жаловались на свою судьбу… Зато потом не было большего развлечения, чем перебрасываться на уроках шифрованными записками: если кто и перехватит, ни за что не разберет, что к чему! Каждые полчаса посылали мальчишкам «донесения» и ужасно веселились, глядя на их вытянутые физиономии. Янка однажды в минуту слабости дала наводку, не удержалась — нравился ей там один «кадр», как говорит папа… Кадра звали Руслан, а наводка была довольно прозрачная: «Буква «а» — это «плюс», а «я» — это «минус». И всё равно не помогло, не расшифровали!