— Отчего это мои сыновья оказались…
— Импотентами?
— Не повторяй это гадкое слово!
— Они уже вылечились. Все это было на почве невроза.
— Вот видишь!
— Я заговорила об этом только потому, что ты сегодня рассказал мне про того мальчика и потому что я следила за этой историей по газете, а теперь дело попало к тебе.
— И это тебя навело на размышления?
— Конечно.
— К каким же выводам ты пришла?
— По правде говоря, ни к каким. Просто, раз ты так упрямо твердишь, что между ними ничего не было, то есть что парень хотел изнасиловать девчонку…
— То что?
— То я бы без колебаний поверила парню, что девчонка сама пошла на это.
— Девушки так себя не ведут!
— Господи, Альберт, какие глупости ты иногда говоришь, ты же совершенно не знаешь девчонок!
— У меня у самого две дочери!
— Только ты ничего о них не знаешь!
— Я могу каждый их… я могу все прочесть по их глазам.
— Что-то пока ты этому не научился.
— Чему?
— Читать по их глазам.
— Так… Какие еще ужасы ты намерена мне открыть?
— Никаких ужасов.
— Я жду откровенного разговора.
— Я могу сообщить тебе только одно: твои дочери, несмотря на твое воспитание, не выросли такими уродами, как мы с тобой.
— Ах вот как! Значит, если человек честно и целомудренно живет до свадьбы, это теперь называется уродством? Чего ты смеешься?
— Разве ты честно и целомудренно жил до нашей свадьбы?
— Ты, по-видимому, нет?
— Я уже не помню, Альберт, прошло почти тридцать лет.
— Значит, ты нет?
— Я пытаюсь вспомнить… За год до свадьбы…
— За год до свадьбы? Ну-ка, выкладывай!
— Ты меня соблазнил…
— Нет! Это ты меня соблазнила! И я тебе этого никогда не прощу! И вообще, я иду спать…
25 августа, 23 часа 10 минут
ГОСТИНАЯ В ДОМЕ ЭПШТЕЙНА
— Ты правда лучше себя чувствуешь? — спросил Эпштейн.
— Правда, Эп. Иначе я бы не поднялась.
— Врач впрыснул тебе двадцать миллиграммов валиума, ты это знаешь?
— Во мне сейчас все как-то приглушено, тело словно дремлет, но чувствую я себя хорошо.
— У нас еще есть виски?
— Конечно, есть. Ты же не так долго отсутствовал.
— Тебе я не дам.
— А я и не хочу. Зачем, собственно, ты пьешь виски? Ведь тебе это никакого удовольствия не доставляет.
— На меня виски действует как лекарство.
— У тебя измученный вид.
— Ничего удивительного.
— Остермайер согласился взять это дело?
— Вроде бы.
— Чем мы можем ему помочь?
— Кому, Остермайеру?
— Чем я могу ему помочь?
— Ничем.
— Я знаю, во всем виновата я.
— Не во всем.
— Я лучше знаю.
— Бессмысленно сейчас спорить о том, кто виноват.
— Оливер меня ненавидит.
— Нет, он тебя любит.
— И я его люблю. Но не могу ему доказать. И никогда не могла. А может быть, я никогда его и не любила. Может быть, только хотела любить. Я знала, что должна его любить.