Слабость, которую можно использовать.
– Загрязнение? – переспросила я. – Я лишь подняла стоимость этого грязевого потока.
Он улыбнулся – одной из покровительственных фальшивых улыбок, что мужчины используют на тех, кого по ошибке принимают за слабый пол.
– Этот грязевой поток кормит половину жителей города.
– Я на диете.
– Вы, должно быть, племянница Мардж Будро.
Потребовалось какое-то время, чтобы понять: вылетевшее из его рта «Бу-у-дроу» – не что иное как фамилия, которую я вычитала в некрологе. Иначе никогда б не догадалась.
– Да.
– Спорю, вам интересно, как я узнал.
– Хм, весь город состоит человек из пятнадцати и того, что они там вчера подстрелили. И поскольку никто больше не вышагивает по центральной улице с розовым багажом – по крайней мере, я на это надеюсь, – то я не очень удивлена, что вы распознали во мне чужачку.
Мужчина вскинул брови:
– А Мардж описывала вас куда более милой. Полагаю, имелось в виду по сравнению с ней. Ну, раз уж вы здесь… и босиком, буду рад подвезти. Гравий губит ноги.
Я глянула вниз и только теперь сообразила, что стою вовсе не на тротуаре, а крепко так увязла в странной смеси грязи и ракушек. Слава богу, педикюр не сделал мои ступни нежными цветочками.
– Я в порядке. Правда.
Незнакомец не выглядел убеждённым, но, кажется, решил, что выполнил свой долг гостеприимного южанина.
– Ладно. Что ж, до встречи.
Он сорвался с места, смехотворно огромные колёса крутанулись, поднимая больше пыли, чем песчаная буря.
За рюмку виски и пару армейских ботинок я бы зацепилась за багажник его зверя и проехалась на другой конец города верхом на чемодане. Но, наверное, это привлекло бы внимание. Вероятно, библиотекарши-бывшие-королевы-красоты не катаются на собственном багаже.
Двадцать минут спустя я уже шла по подъездной дорожке к своему новому жилищу. Это был большой дом в викторианском стиле, и я вздохнула с облегчением, увидев его адекватную тёмно-синюю расцветку и отсутствие каких-либо цветов в горшках или на клумбах. Иначе б точно не выдержала. А так, если только внутри всё не заросло плющом или папоротником – жить можно.
Ещё пятнадцать шагов – и я окажусь внутри, подальше от посторонних глаз. Переоденусь в привычные шмотки и сожгу чемоданы на заднем дворе, не дожидаясь полуночи. Я уже практически ощущала запах дыма. Но стоило поставить ногу на крыльцо, как дверь распахнулась, и наружу выпорхнула маленькая седовласая старушка.
«Метр пятьдесят семь, пятьдесят килограммов вместе с сумкой, старше самого Христа, и слишком много слабых мест, чтобы все перечислить».