Вокруг корабля нарастала суета. На двух машинах примчалась бригада кинохроники и начала торопливо снимать его со всех сторон. Вскоре село солнце, стало темнеть. С соседних крыш дружно ударили прожекторы. В их лучах «Уран» вспыхнул, как раскалённый алмаз. Казалось, ещё немного, и он растечётся огненными струями.
Около девяти часов вечера подъехало несколько правительственных машин. Начался короткий митинг.
Седеющий усатый мастер-сталевар, скромный паренёк-фрезеровщик, профессор математики и рядовой конструктор — представители всех, кто внёс свой труд, знания и душу в создании чудо-корабля, — взбирались на трибуну и вкладывали в напутственное слово всё, что переполняло сердца… «Летите, дорогие! Летите, соколы нашей Родины, и возвращайтесь с победой! Мы отдали вам воплощённое чудо, созданное нашим трудом. Смело вверяйте ему свои жизни. Пусть будет удачным ваш гордый взлёт. Пусть вознесёт он нашу науку на небывалую высоту! Пусть принесёт нашей Родине новую славу!»
У микрофона в кабине «Урана» вспыхнула контрольная лампочка: слово предоставлялось участникам экспедиции. Все встали. Белов подошёл к микрофону.
— Товарищи! Через несколько минут мы начнём первый в истории человечества, межпланетный перелёт. Перед лицом Родины, посылающей нас разведчиками в космос, мы клянёмся быть мужественными, какие бы испытания нас ни ждали. Мы приложим все силы, всё умение, чтобы во имя счастья человечества проложить путь к другим мирам. До свидания, дорогие друзья!
Белов выключил микрофон. Прожекторы уже потухли. Заводской двор быстро освобождался от людей. Через несколько минут вокруг корабля не осталось ни души.
Максим и Маша спешно отключали проводку, которой «Уран» был соединён с Землёй, и выбрасывали через дезинфекционную камеру ненужный теперь телефон и прочую «земную» аппаратуру. Шторы на окнах закрылись, засияли экранные перископы. Белов, воздушные лётчики и космические штурманы заняли свои места. Остальные легли на раскрытые койки.
— Всё ли готово? — спросил Белов. Получив утвердительный ответ, он опустил руку на рубильник, включавший урановый котёл и управление кораблём, и повернул его до отказа. Рассыпалась сухая дробь включившихся контактов. Осветились щиты управления, ожили в прозрачных футлярах гирокомпасы, зашевелились стрелки приборов.
Белов нажал одну из кнопок на щите. Раздался низкий, воющий звук, который стал быстро повышаться и через несколько секунд перешёл в еле слышный свист, тонкий, как жужжание комара: начали работу гироскопические стабилизаторы полёта.
— Подъём! — скомандовал Белов.