— Меня взяли в плен. Я была заключенной.
— В тюрьме, что ли? На всем готовеньком, не иначе. Ни забот ни хлопот.
Ада не знала, что ответить. Как рассказать о том, что она пережила? О том, что видела? Она хотела лишь одного — вернуться домой, но здесь с ней обращаются как с предателем. Но она никого не предавала. Поверит ли ей мать? Поверит ли хоть кто-нибудь?
— Поди, о нас с отцом ты ни разу и не вспомнила, — продолжила мать. — О братьях, о сестрах.
Ада опустилась на табуретку. Голова у нее кружилась, тело не слушалось.
— Как они?
— Наконец-то поинтересовалась, — оскалилась мать. — Фреда убили при Аламейне. Отдал жизнь за таких, как ты. — Она плюнула на башмаки Ады. Такой свою мать Ада еще не видела. Обычно ее вздорная ругань сыпалась на отца, и он отвечал как мог. Теперь же Ада стала ее девочкой для битья. — С Альфом все в порядке. И с твоими сестрами тоже. Но ты? Ты всегда была эгоисткой. Лгуньей. От тебя только одно горе.
Ада потерла лоб. Смерть отца — словно глубокая воронка в ее душе. Она бы многое дала, чтобы снова учуять запах отцовского табака, отцовского пота, когда он крепко прижимает ее к своей груди, касаясь губами ее макушки. Знать, что ею дорожат, — вот чего ей сейчас больше всего не хватало. Ты всегда была моей любимицей, Ада.
— Прости, — тихо сказала Ада. — Я не нарочно. — Она с трудом сдерживала слезы.
— Прости? — Мать, казалось, дошла до точки кипения. — А не поздновато ли извиняться, дорогуша? Тебя здесь не ждали и не ждут. Так что пошла вон. Сию же секунду.
— Вон? — не сразу поняла Ада. — Мне нельзя остаться?
— Нет, паразитка, нельзя.
— Мне некуда идти.
— Раньше надо было об этом думать. — Мать уже волокла ее к выходу. — И скажи спасибо, что в подоле не принесла. Или принесла? С тебя станется. Я уже ничему не удивлюсь. — Мать вытолкнула ее на крыльцо: — Убирайся. Чтобы духу твоего здесь больше не было. — Затем грохнула дверью так, что Ада невольно пригнулась.
Она стояла на крыльце в аккуратном полукруге перед порогом, что ее мать выскоблила добела. Соберись, велела она себе. Мать расстроена. Возвращение Ады обернулось для нее потрясением. В этом все и дело. Мать всегда была вздорной. И однако она могла бы проявить больше понимания. Она не видела Аду почти шесть лет. Другая бы обрадовалась. Ничего, мать успокоится, и ей станет стыдно за то, что она так разбушевалась. Тревоги, накапливаясь, в конце концов вырываются наружу взрывной волной. Ада выждет минут пять-десять. И снова постучится в дверь. Мама, пожалуйста.
Местные дети начертили мелом классики на брусчатке. Ада подобрала камешек и бросила в квадрат.