Стэнли похлопал ладонью по кровати:
— Иди сюда, Ава. — Язык у него плохо ворочался. — Давай пообнимаемся.
Надо бежать. Спасаться.
— Ну же! — рявкнул он. Пусть он и пьян, но угроза в его голосе слышалась отчетливо. — Или я скажу Джино.
Джино платит тебе за это. Они загнали ее в ловушку. Ада направилась к кровати, медленно переставляя ноги.
— Хорошая девочка, — пробурчал Стэнли.
Ада сняла платье, аккуратно повесила его на стул.
— Я много чего повидал в жизни, — бубнил Стэнли, — но таких красоток никогда.
Она легла рядом с ним. Джино морочил ей голову, когда говорил, что они помогут ей начать свое дело. Не мастерскую он имел в виду. Он предназначал ее для этого промысла. И где она теперь? Бок о бок со Станисласом. Только теперь он зовется Стэнли. Свой парень Стэнли. Не граф Станислас.
— Конечно, хорошо, что война закончилась, — сказал он, растягивая слова. — Но, понимаешь, война меня подстегнула, дала мне шанс, вот ведь как.
Вялый меланхоличный голос набравшегося мужчины. Сколько раз она это слышала! Им необходимо выговориться, всем, даже Стэнли. Поведать, что с ними произошло. Станислас. Стэнли. Кто он на самом деле?
— Что ты делал во время войны? — Она помнила, каким он был в Намюре, его тень в дверном проеме. Помнила его мюнхенского: низко надвинутая шляпа, поднятый воротник. Но что было между Намюром и Мюнхеном? Другого случая выяснить ей не представится.
— У меня был желтый билет, — ответил он. — Переболел ревматизмом, когда был совсем сопляком.
— Неужели? — откликнулась Ада. Будь с ним поласковей.
— Да-а, — протянул он. — Меня списали. А я был бы не прочь повоевать.
Ада чувствовала, как сердце колотится у нее в груди, и надеялась, что Станислас не услышит этого стука.
— Чем же ты занимался? — выдавила она.
— Делами. — Он постучал себя по ноздре. Дела, Ада, дела.
— Выходит, обошлось без приключений? — Ада по опыту знала, как быстро меняется настроение у пьяных, в любой момент ему надоест рассказывать. Надо задавать вопросы. Она должна знать.
— В общем да. — Он приподнялся на локте, от него несло виски. — Хотя я оказался в Бельгии, когда туда вошли немцы. Пришлось подсуетиться.
У Ады кровь прилила к вискам, она сжала кулаки. Подсуетиться. Вокруг нее рвались бомбы, кожу саднило от гари и пыли, когда она носилась по улицам одна в поисках убежища. Ее жизнь рухнула, а он всего-навсего подсуетился.
— Правда? — глухо переспросила она.
— А то. — Стэнли закурил и улегся на спину, закинув руку за голову. — Это было в Намюре, между прочим.
Ей хотелось схватить его за плечи и встряхнуть так, чтобы у него язык застрял в гортани и мозги прилипли к черепу. Хотелось завопить: