— Я бы точно не рискнул. Скажи хотя бы имя?
— Я не знаю. Не спросил как-то.
— А волосы? Глаза? Ты её раньше в деревне встречал?
— В темноте не понял, какого цвета… Не знаю, видел ли? Красивая она…
— И все-таки ты глупый, — покачал головой старший тин Шноббер.
* * *
Кира, переменив сарафан на домашнюю рубаху, заплетала косы, предварительно вычесав набившиеся ночью листья и прочий мусор — все же неловко в лесу с неприбранными волосами, когда в комнату вошла Анасташа.
— Кира, что случилось? — воскликнула она с ходу приметив синяки на шее. — И хватит уже через окно в избу лазать. Заколочу! — эту угрозу охотница слышала с тех пор, как ей миновало шесть зим, но мать только пугала. Из груди вырвался усталый вздох.
Теперь не отвертеться, придётся рассказывать. — Это снова Пасита? — продолжила тем временем Анасташа.
— Нет, Защитник на этот раз не причем. Кто-то накинул мне пояс на глаза, а я дёрнулась от неожиданности, споткнулась и упала. Кушак случайно соскользнул на горло и вот, — Кира не собиралась вдаваться в подробности, чтобы лишний раз не волновать мать. Синяки, оставленные пальцами Мордана на бедрах, тоже ни в коем разе никому нельзя показывать.
— Ой ли? — Анасташа явно не поверила. — И кто же это был, такой неосторожный?
— Я не видела. Да тут и Пасита как раз поблизости оказался. Прогнал незадачливого ухажера, а может тот сам испугался и сбежал. Я не успела понять.
— Пасита тебя точно не тронул?
— Лишь поцеловал и отпустил, — почти не соврала Кира, но воспоминания о жарком, выворачивающим наизнанку душу, поцелуе окрасили щёки. Она вспомнила, как неумело отвечала, поддавшись наваждению. О, Киалана! Неужели это ты одобрила такое? Неужели весь этот огонь — твоя воля? Нет, в это попросту нельзя поверить! Лучше впредь держаться от Защитника подальше, если бы это было возможно…
— Я принесу мазь. Там ещё осталось, Матрена давала с запасом, зная тебя.
Пока мать ходила, Кира быстро улеглась в постель, сегодня полагалось выспаться.
Деревня погрузилась в дрему, лишь куры деловито копались в пыли, взлаивали потревоженные неведомо чем собаки, да раздавалось редкое ржание застоявшейся лошади. Наконец и Кира уснула.
Привиделась всякая глупость: вот она на руках у Паситы, бесстыдно прижимается к груди, как Ламита к Лютобору. Защитник наклоняется все ближе и ближе, впивается в губы страстным поцелуем, стискивая в объятьях все крепче, до тех пор пока не затрещали ребра. Кира пытается отстраниться, и вот уж вместо Защитника перед ней перекошенная рожа Мордана. Тот, обдав пивным духом, выплевывает в лицо: «Попалась!» Руки сжимаются на горле. Кира хрипит, бьется в попытках освободится, но вдруг обнаруживает, что не может пошевелить ни рукой, ни ногой, потому как полностью примотана к стволу березы неимоверно длинным праздничным кушаком. За ней бесстрастно наблюдают Ламита и Люта, но не торопятся на помощь.