До этого времени у Мурзина еще не было врагов.
Жизнь его складывалась легко, талант — прекрасная штука — избавлял его от необходимости над чем-либо задумываться. И когда перед ним появилось препятствие, он возмутился, жаждая одолеть его любыми средствами.
Он сделал поправки. Проект снова рассматривался комиссией, вызвал разногласия, перешел в следующую комиссию, которая предложила новые поправки. Как Мурзин ни посмеивался над собой, он начинал ощущать присутствие какого-то невидимого противника, и азарт странного поединка все более втягивал его.
Все чаще он думал о Лиденцове, воображал себе его; облик Лиденцова складывался почему-то грустноспокойным, с глубокими впалыми глазами, в старинном сюртуке. Мурзину захотелось узнать подробности о жизни Лиденцова, и он обратился к знакомым физикам. Ответ задерживался, физики наводили справки и наконец сообщили, что о Лиденцове никому ничего не известно. Сколько-нибудь крупного физика с такой фамилией нет и не было.
В первую минуту Мурзин даже не поверил. Он ожидал чего угодно, кроме этого. Не может быть, — он не мог прийти в себя. Попался, влип, как последний идиот, уши развесил. Выходит, Осокин облапошил, обвел его, как сопляка. Собственно, он никогда до конца не верил Осокину. Не верил, а слушался…
Он позвонил Осокину и потребовал немедленно приехать. Такой у него был голос, что Осокин даже не посмел ни о чем расспрашивать. Мурзин повесил трубку и подумал: а какой интерес Осокину стараться, чего ради? Но тут же забыл об Осокине, сейчас было не до него. Со стеллажей достал первый, основной вариант своего проекта и поставил рядом с последним эскизом.
Он сам не помнил, сколько времени сидел, стиснув голову руками. Перед ним была наглядная картина его падения, позора, трусости…
Осокин потряс его за плечо.
— Ах, это вы, Матвей Евсеевич. — Мурзин потер ладонями лицо, встал, движения его были медленные, тяжелые. — Памятника Лиденцову не будет. Не беспокойтесь. Поскольку нет натуры. Лепить не с кого.
В ваше время, может, и ставили памятники мнимым лицам. А у нас сейчас требуется хоть справочка. Ничего не понимаете? Ах вы, бедняжка! — Он не торопясь, со вкусом поиздевался над Осокиным.
Но вот что замечательно. Осокин нисколько не обиделся, не расстроился, наоборот — Осокин возликовал, хлопнул себя по коленкам.
— Так это же прекрасно! Я так и знал. Наша взяла.
Он самозванец. Аферист он. Я вам говорил, что ничего у него не выйдет. Не должно быть такого проникновения. А раз у него прав нет, так вообще полный порядок.
Мурзин подошел к последнему своему эскизу, стоящему на полу, ткнул его ногой, картон зазвенел. Мурзин наступил на него, переломил и стал тяжело мять и топтать ногами.