Два человека отважились подойти вплотную по-видимому, чтобы оказать в случае необходимости помощь тем, кто во время взрыва мог оказаться внутри машины. Но там был только один человек на водительском месте Вован, точнее, его неузнаваемые останки, и помогать было уже некому…
Вдали замигала маяком милицейская машина.
Павел Ильич отвернулся от окна:
— Наша машина поломалась, и в Москву нам придется ехать поездом.
— По-по-ломалась?..
— Да, причем совсем. Ее вроде бы пытались угнать, но возникли проблемы.
— Про-про-блемы?..
— Саша! Вы или заходите сюда, или, что разумнее, идите в темпе к себе в номер и одевайтесь. Тогда я тоже, с вашего позволения, оденусь, и мы двинемся в путь. Ночевка, увы, закончена.
— Какой опять путь? Объясните, что происходит? Никуда я с вами не поеду!
— Тогда оставайтесь. Только дайте мне, пожалуйста, возможность почистить зубы и одеться.
— Вы издеваетесь надо мной?
Раздраженный Павел Ильич прошел в санузел и, не рассчитывая на успех, включил воду. Вода неожиданно потекла, причем не только из крана, но и из всех стыков и вентилей. Он крикнул Саше:
— Саша! По тому, как вы со мной общаетесь, у меня создается впечатление, что я вам когда-то задолжал три рубля. Я не помню этого, но если вы скажете, что это так, то я поверю на слово, с удовольствием вашу трешку верну, и вы от меня будете абсолютно свободны!
Он принялся тщательно чистить зубы, а Саша, поняв, что разговор закончен, всхлипнула, махнула рукой и пошла одеваться. Гостиницу они покинули без каких бы то ни было затруднений Павел Ильич просто швырнул ключи на стол администратора. Все сотрудники и постояльцы столпились на площади перед гостиницей и глазели на хаотичные и нервозные действия милиции и «скорой помощи».
По грязным, мокрым улочкам Павел Ильич и Саша быстро пошли к железнодорожной станции.
* * *
Саул и Симон сидели в саду небольшого домика, купленного Павлом в окрестностях Рима. На столе стоял кувшин вина, лежал хлеб. Из дома почти бесшумно выпорхнула молодая темнокожая служанка. Она поставила на стол плоскую деревянную тарелку с сыром и виноград в плетеной корзинке и снова исчезла в проеме двери. Павел проводил ее внимательным взглядом и обернулся к Петру. Тот был понур и печален:
— Они не хотят превращаться в людей, они желают жить в грязи и пороке.
— И что же тебя заставило прийти к столь печальному выводу, мой друг Симон?
— Они разошлись, когда я стал рассказывать им о чистой пище и о необходимости всем мужчинам сделать обрезание. И, когда я дошел в моем кратком рассказе до святости субботы, в катакомбе уже никого не осталось. Я стоял один и говорил в пустоту. Им было просто скучно.