Тут Павла проняло. Он действительно был потрясен заботой этого человека.
— Возьмите это все себе, рав Мозес. Это дорогие вещи, они могут послужить вам. — Павел поспешил продолжить, увидев протестующий жест старика. — Они могут быть полезны и в вашем деле спасения несчастных.
— Спасибо, но я ни в чем не нуждаюсь… кроме разве что сил, но об этом потом. А сейчас я хочу послушать вас. Впрочем… его взгляд упал на перстень с глазом, тот самый, доставшийся Павлу-Саулу от далекого предка, этот я возьму, если вы действительно мне его дарите…
— Да, разумеется! Более того, я расскажу вам его историю! — Но рав остановил его:
— Не надо перстень слишком старый, думаю, намного старше вас, а так называемые подлинные истории подобных вещей обычно слишком сильно искажаются. Меня сейчас интересуете вы, синьор Паоло, — он надел на безымянный палец правой руки кольцо и полюбовался им.
— Итак, когда вы родились, синьор апостол?
* * *
Саша с Павлом вошли в квартиру, которую Павел за то время, что в ней жил, как мог, привел в порядок и сделал более-менее уютной. Усталые, они отправились на кухню попить чаю. Саша была в лирическом настроении с налетом грусти. Уставившись в чашку с чаем, пахнущим бергамотом, она задумчиво изрекла:
— Павел, а ты мог бы ненадолго остаться со мной?
— Поясни.
— Ну, пока я не умру.
— У тебя что-то болит, кроме ноги?
— Да нет, и нога, собственно, уже тоже в порядке и вообще я хочу жить до ста, даже больше! Но для тебя же это один миг. Вжик!.. И ты снова свободен.
Павел молча смотрел в окно.
— Ты, кстати, не сдержал обещания, данного перед смертью Эвриале.
— Какого обещания, Саша?
— По-моему, она потребовала с тебя обещание никогда не быть одному, и ты обещал ей, правда? А? Апостол Павлик ты мой…
Он грустно улыбнулся:
— Да, но перед тем как глаза ее закрылись навеки, она прошептала, что попытается вернуться ко мне. И вот, у меня есть ты.
— Почему все-таки у вас не было детей? — Павел печально пожал плечами.
— Не знаю.
— А сколько прожила Эвриала?
— Увы, она не перенесла того, что стала, как ей казалось, выглядеть старше, чем я. Начала болеть и угасла, не дожив до семидесяти лет. Она очень тяжело болела, и с тех пор я почти всю жизнь учусь медицине более чем другим наукам, но… думаю, что и сейчас мало чем смог бы ей помочь.
В дверь позвонили, и Саша пошла открывать. Это оказалась соседка по подъезду, Анна Степановна. Она была чрезвычайно взволнована обычное, впрочем, ее состояние. В свои шестьдесят лет она всю себя посвящала общественной работе, будучи председателем районного товарищеского суда. Делу этому она отдавалась самозабвенно, не покладая рук, а величайшим плодом ее деятельности было то, что каждый горький пьяница в районе имел как минимум одно общественное порицание. Оформлял его товарищеский суд, заседающий не реже одного раза в неделю под бессменным председательством Анны Степановны.