— Неудивительно. Я думаю, на меня имеется и отдельное дело.
— Уже не имеется. Его потеряли. Потеряли почти сразу после ареста, но побоялись доложить начальству, — старик, очевидно, несколько волновался и оттого заикался все больше.
— Поэтому и следствия по вашему делу никто не вел, вас просто оставили умирать в камере смертников в подвале. А в этой книге имеется только очень краткая запись. Послушайте: «Горожанин мещанского звания Паоло Элиацци, владелец лавки по продаже картин и предметов старины. При совершении семнадцатого февраля 1600 года от рождества Христова казни без пролития крови над чернокнижником и еретиком Джордано Бруно исполнился безумия и был обуян диаволом. Одновременно посылал проклятия святой апостольской церкви и для пущего возмущения толпы объявил себя ныне живущим святым апостолом Христовым Павлом. Направляется на расследование по высшей категории дознания. Месяца февраля семнадцатого числа, год 1600 от рождества Господа нашего Иисуса Христа». Далее идет перечень изъятых личных вещей и ценностей.
— Ну и что же здесь удивительного, рав Мозес? Страшное это зрелище человек на костре. Мой рассудок помутился. Ничего странного.
— Да в общем ничего. Вы правы. Единственно странное обстоятельство это дата.
— Не понимаю. Семнадцатое февраля тысяча шестисотого года. День как любой другой.
— Да, если не считать того, что сегодня, когда вы вышли из своей камеры, чтобы пообедать и побеседовать со мной, сегодня десятое сентября одна тысяча шестьсот семьдесят восьмого года.
Ни один мускул не дрогнул на лице Павла. Он задумчиво отправил в рот еще один кусок желтого дырчатого сыра.
— А вы тогда уже были отнюдь не юнцом, не так ли?
— Вы хотите правды?
— Безусловно, — ответил старик.
— Что меня ждет после нашей беседы? — Павел устремил на раввина свой тяжелый бездонный взгляд, но тот продолжал смотреть на него без всякого напряжения. — Куда я отправлюсь отсюда?
— Домой. Вы уже свободны. — И, словно уловив немой вопрос, добавил: — Ваш дом в порядке и отремонтирован. Подземное хранилище произведений искусства обнаружено только мной и всего лишь несколько недель назад. Там все в полной сохранности. А вот личные ценности, которые у вас отобрали семнадцатого февраля тысяча шестисотого года.
Старик выложил на стол из холщевой сумки кошелек, ключи и четыре перстня, которые стражники при аресте чуть ли не с кожей содрали с пальцев Павла, но, испугавшись проницательного взгляда надзиравшего отца-инквизитора, все же побоялись украсть и поделить.
— Вообще, чтобы вы знали, мое единственное занятие это спасение тех, кого я могу спасти.