Миграция играла свою роль – иногда очень важную – в ходе исторических событий. Если взять определение массовой или масштабной миграции, предлагаемое современной компаративистикой – а я нашел его весьма полезным, – миграцию можно характеризовать как центральное явление в ключевые моменты тысячелетия. Возможно, прежде всего это касается «неприятностей» с гуннами, когда на римской почве за короткое время появилось много больших, организованных германских племен, которые сумели подорвать мощь Римского государства и вызвать коллапс старых политических структур варварской Центральной Европы. Это, в свою очередь, привело к появлению славянской диаспоры со своими последствиями – прежде всего масштабной славянизацией Центральной и Восточной Европы, – которая остается важной частью европейского ландшафта и по сей день. Это отнюдь не незначительные феномены. Но даже если так, миграция должна занимать второстепенное положение после социальной, экономической и политической трансформации, когда мы пытаемся объяснить, как именно варварская Европа прекратила свое существование за 1-е тысячелетие. Во-первых, помимо необычных эпизодов вроде появления гуннов или аваров миграционные модели определялись моделями развития и были вторичны по отношению к ним. Только когда пришлые кочевники добавили сильный политический мотив, картина стала обратной и уже миграция начала определять пути развития, уничтожив Западный Рим и германскую Европу одним махом.
Во-вторых, даже без гуннов эти процессы развития в конечном итоге подорвали бы мощь Римской империи. При всестороннем анализе свидетельств и источников 1-го тысячелетия становится ясно, что жизнь вблизи более мощной в военном плане и экономически более развитой империи, склонной к агрессии, приводит к переменам в сообществах на периферии и их общий эффект сводится как раз к созданию новых структур, способных более успешно сдерживать негативные последствия столь тесного соседства. В 1-м тысячелетии это произошло в двух отдельных случаях. Первый – появление германских государств – клиентов Римской империи в IV веке, второй (и куда более яркий) – формирование новых славянских государств в IX–X веках. Я считаю, что это не случайное совпадение, а модель развития, которая объясняет, почему империи, в отличие от бриллиантов, не вечны. Действия, характерные для них, сочетание экономических возможностей и агрессии, которые свойственны их природе, вызывают соответствующую реакцию у тех, на кого они направлены, что в дальнейшем приведет к подрыву способности империй сохранить перевес в силе, который изначально и возвысил их над другими. Не все они страдали от нашествий вроде гуннского так же, как Рим, и пали так быстро. На протяжении истории человечества куда больше государств медленно распадались на части, теряя один приграничный регион за другим, по мере того как правители периферии набирали силу и переходили к хищнической политике. Короче говоря, объяснение их преходящей природы заключается в том, что существует третий закон Ньютона для империй. Давление их силы порождает обратную и столь же мощную реакцию среди народов, на которых оно направлено, пока они не реорганизуются, чтобы затупить лезвие имперского меча. Успокаивает ли это вас или пугает, я полагаю, зависит от того, живете вы в империи или на периферии и на какой стадии сейчас этот сложный процесс. Однако существование такого закона – общий вывод, который мы сегодня можем сделать, проанализировав взаимодействия между императорами и варварами 1-го тысячелетия.