— Никаких проблем. Честно.
Обмениваемся адресами и телефонными номерами. Они уходят.
— Какой добрый человек этот мистер Робертсон, — доносится до меня.
Ручки пластиковых пакетов едва не перерезали нам пальцы, но мы замечаем это, только когда приходим домой.
Кто мы?
Кто мы?
Открываем теплую воду, чтобы восстановить кровообращение. Из крана бьет ледяная струя. Поспешно отдергиваем руки. Какая дикая, до слез обидная ситуация: преступники живут в лучших условиях, чем мы. По телевизору все то же — праздники и куча долбаных
(00000000000000000000 почему бы нам не перекусить, Брюс? Меня немного беспокоит тот факт 000000 что ты почти не ешь. Не думаешь о себе, подумай обо мне. Разве в голове у тебя не звучат голоса, требующие внимания и уважения? Ладно, раз ответа нет, то мне ничего не остается, как продолжить твою историю. Тебя растила бабушка, выпивоха, обездоленная, но добрая женщина. После того как ее бросил муж, твой дедушка, в ее жизни появилась пустота, которую она безуспешно пыталась заполнить самыми разными мужчинами, ни один из которых так и не дотянул до предъявляемых стандартов. Одним из таких мужчин был Кроуфорд Даглас. Живя там, ты иногда думаешь о ней и о своем дедушке. Ты представляешь его в этом доме, представляешь его и бабушку вместе. Ты размышляешь об оставленной им пустоте и о сохранившихся повсюду следах его пребывания. Ты думаешь о том, как она должна ненавидеть этого человека. Какой он, наверно, был ужасный, если ты до сих пор ненавидишь его, говоришь ты однажды, глядя на сидящую на диване бабушку. Она смотрит на тебя, потом отводит глаза и глядит в пространство. Ее голос звучит медленно и грустно, как будто принадлежит не ей, а кому-то другому. Нет, сынок, он был хорошим человеком.Но ушел. Уходят всегда хорошие, а остается мусор, дерьмо. Но так уж устроена жизнь, что больше ненавидишь хороших, которые ушли, чем плохих, которые остались. Тот, что замещал ушедшего хорошего в данный период времени, звался Джо Коуи и работал ночным сторожем в супермаркете. Джо появлялся в доме в пятницу вечером и оставался до воскресенья. От него пахло лосьоном после бритья и алкоголем, но у тебя он ассоциировался с запахом говна, следы которого всегда оставались на полотенце, которым он вытирал задницу в ванной. Присутствовал ли в том некий злой умысел или он просто плохо подмывался, ответа на этот вопрос ты так и не узнал и уже не узнаешь. Для тебя в этих следах экскрементов было нечто притягательное, ведь детей вообще влечет ко всякого вида испражнениям. Ты часами просиживал в туалете, стараясь втянуть назад выползшую из заднего прохода колбаску кала. Ты мочился на прикаминный коврик, завороженно наблюдая за тем, как ткань впитывает жидкость. Дом пропах мочой, и бабушка винила в этом кота и подкладывала под коврик страницы «Ивнинг ньюс», которые желтели уже через пару дней. Созерцая процесс высыхания, ты испытывал приятное возбуждение от опасности быть обнаруженным. В конце концов старушка выбросила коврик, выбросив перед этим кота. Билли совсем одичал, объяснила она. Грязное животное. Участь кота и коврика разделил и Джо Коуи. Она заподозрила его. Но не тебя. Тебя бабушка никогда бы не выкинула. Когда-то у нее был сын, умерший еще ребенком. Ты не знал, как это произошло. Ты лишь знал, что она винила во всем Бога и постепенно вышла из католичества. Иногда, когда ей было особенно тяжело или с перепою, старушка, давимая чувством вины, возвращалась в церковь, но потом, протрезвев, с ухмылкой заявляла, что ноги ее больше там не будет. Если бог есть, говорила она, он все равно не остановит зло. Если же его нет, то и беспокоиться не из-за чего. Алкоголь и бинго, бывшие некогда дополнением брака и религии, понемногу заменили их в ее жизни. Бабушка ненавидела набожность своей дочери, твоей матери, но по-своему любила ее сына.