Кто-то трогает меня за рукав.
— Кто вы?
— Брюс Робертсон. Детектив-сержант Брюс Робертсон! — кричу я. — Лотианская полиция.
— Что здесь случилось?
Я смотрю на задающего вопросы парня.
— Пытался спасти его… но… он все равно умер. Взял и умер… я пытался его спасти…
— Что вы при этом чувствовали?
— А? Что? Какого хера…
— Брайан Скаллион, «Ивнинг ньюс». Я наблюдал за вами. Вы отлично поработали, детектив-сержант Робертсон. Что вы почувствовали, когда ничего не получилось? Как оно…
Я отворачиваюсь от недоумка и ухожу, проталкиваясь через толпу. Спускаюсь на Инфермари-стрит и бреду, ничего не видя вокруг, к пивнушке Андерсона.
Парень не должен был умирать. Та женщина, она любила его.
Мне зябко. Холодно.
Лучшее средство от холода — двойная порция виски. Потом переключаюсь на водку — у нее другой запах, который еще не все научились распознавать. Повторяю. И еще. Думаю о том парне. Когда я пытался вернуть в него жизнь, то как будто наталкивался на какую-то противостоявшую мне силу. Как будто пытался наполнить ванну без затычки, а вода все уходила и уходила.
К черту бар. Сажусь в машину. Прыскаю в рот какой-то гадостью, прополаскиваю и сплевываю на белый снег. Голубой раствор проседает на белом. Даю газ и с ревом сворачиваю за угол. Какой-то недоумок пытается сигналить, но мне не до него.
К работе, однако, меня уже не тянет; впрочем, если на то пошло, меня не тянуло к ней никогда. Для виду оставляю машину на служебной стоянке, а сам сматываюсь пораньше. Какое-то время тащусь пешком под снегом, потом останавливаю такси. Дома включаю телевизор и просматриваю по телетексту результаты матчей. «Хартс» играл в Рэгби-парке и продул со счетом ноль-три.
Предпринимаю попытку прибраться и даже выбрасываю несколько тарелок с объедками и пару упаковок с китайской жратвой. Крисси приходит рано, что всегда меня раздражает, потому что в доме полный бардак. Зато в глазах у этой подстилки возбуждающая смесь желания и преданности. Рост у нее пять и четыре. Вес никогда не переходил за шесть стоунов. Выглядит Крисси далеко не блестяще в чересчур яркой желтой блузке и черной, выше колен юбке, пошитой, похоже, из того же материала, что и мои штаны. В общем, ей место в хосписе, а не в героиновых грезах.
Ждет, что я что-то скажу. Ошибочка! Так не получится. Молчание — золото, и порой за него приходится бороться. Вам это любой торчок скажет.
— Брюс… ты действительно имел в виду… ну, когда говорил, что сможешь полюбить меня? — спрашивает Крисси.
Я пристально смотрю на нее и вижу лопнувший на носу кровеносный сосуд. Вашу мать! Бесполезно, думаю я. Ни малейшего шанса.