Мне, как его помощнику, надлежало вести учет и хранение инвентаря с инструментами для работ по корпусной части судна, а также брезентовых чехлов и спасательных жилетов; самостоятельно работать с якорным, швартовым, буксирным и другим палубным оборудованием, а заодно руководить в этой части работой матросов боцманской команды.
— Парни у нас ничего, — потягивая крепкий чай из миниатюрной фарфоровой чашки, сказал Ван Ли в завершении. — Хотя и разных наций.
Но есть один нехороший человек, матрос 2-го класса Пинский. Он поляк, а к тому же еще расист. Будь с ним поосторожнее.
— Постараюсь, — нахмурился я. Ибо поляков не любил еще больше американцев. К тому были причины.
На следующий день, отшвартовавшись, мы вышли в океан, а через сутки, у меня с «паном» случилась драка.
В то утро мы драили, а потом смывали из пожарных рукавов палубу, и я сделал лениво орудовавшему шваброй поляку замечание. На что тот, буркнув «мав че в дупу»[166], харкнул мне под ноги.
Я тут же вспомнил наставления по боевой подготовке и врезал хама по морде. Гремя шваброй и ботинками, тот покатился по палубе, а потом с криком «еще Польска не згинела!» вскочив, ринулся на меня. За что получил второй удар — под дых. Драться я умел и уважал это дело.
Пускающего сопли поляка, два матроса утащили вниз, после чего мы продолжили работу.
Так как вся эта нация весьма любила жаловаться, он сделал это, обратившись к капитану. На что тот порекомендовал Пинскому быть более осмотрительным и надлежаще выполнять свои обязанности.
В итоге инцидент был исчерпан, а боцкоманда прониклась ко мне определенным уважением.
К слову, на флоте весьма уважают мордобой, как средство воспитания. Можно вспомнить того же Станюковича, Мариетта, Форестера или Джека Лондона. Там все правда.
Между тем, плавание продолжалось, Южная Атлантика впечатляла величием и непередаваемыми картинами.
В прошлой жизни, в годы службы на флоте, мне довелось в основном бывать в заполярных морях и северной ее части, которые не радовали глаз разнообразием красок.
Тут же был весь их спектр, с преобладанием ультрамарина.
По утрам океан искрился золотом солнечных лучей, днем покрывался серебром, а вечерами отсвечивал пурпуром заката.
Раз за разом за кормой появлялись стремительно скользящие в воде дельфины, иногда ее чертил акулий плавник, в небе неподвижно висел фрегат, на гордо расправленных сильных крыльях.
Днем всем этим особо любоваться не приходилось, поскольку в море у команды всегда много работы, а вот вечерами вполне.
Подвахтенные собирались на юте за надстройкой, там вился сигаретный дымок у обреза, и ритмично звучали гитара с флейтой и маракасами