Фрол молча слушал разговор. Холодок прокатился по его телу от таких слов. Не врал Косых, не врал, действительно задумано злодейство смертное. И этот проводник не понравился Фролу. Слушает, а в глазах прищуренных темнота и холод, не поймешь, чё думает. Волчий взгляд, не человечий.
Матанин, выслушав Косых, поднялся и, кивнув Фролу, сел на коня.
— Бывайте, сделаю, как сказано, — сказал и припустил коня с места рысью. — Застоялся Бусый, а ну, давай, давай! — подгонял он коня, стремясь скорее уехать.
Гнал, пока не въехал в деревню. Здесь осадил и, спрыгнув, пошел пешком, ведя разгоряченного жеребца в поводу. Он шел и кусал губы.
— Сволочь! Какая сволочь! Все продумал, все, кажись, гладко! Не знал бы от Авдеича, за чистую монету принял бы уговор этот и… кормил бы рыбу в реке вместе с пришлыми. Теперь того не случится! Накось, выкуси! Надо же, упредил — отраву эту не пить. Меня, значит, не пожалел. Мне больно умирать бы пришлось! Вот гад! И этот бугай таежный с ним. Этого надо будет сразу кончать, с ним не совладаешь, если не завалить сразу. И чего он с ним?
Степан спустился к реке, где уже в сумерках весело горел костер.
— Бать, ты чё такой? — встретил его сын.
— Какой?
— Да это, лицом серый…
— Ничто, сынок, пройдет. Был кто из начальства?
— Сотник Пахтин.
— И что?
— Просил приехать к ним, как вернешься.
— Хорошо, съезжу. Ты вот что, езжай домой. Там сразу к Никифорову, передай, что жду его послезавтра, где договорились. Еще передай, виделся с Косых. Поклон ему мой передай.
— Чё?
— Ты чё, глухой, поклон ему мой передай, понял?!
— Понял, батя.
— Все, езжай не медля.
— Может, утром?
— Нет, сейчас езжай.
Василь вскочил на коня и, тронув поводья, попрощался:
— Ну, тогда я поехал, пока, бать.
— Эй, мужики, чем это от котла тянет, никак ушица? — Степан вытащил из сумы бутыль с водкой, что отдал ему Косых, и сунул в телегу с сеном, где спал Глотов.
— Она самая, Степан, присоединяйся.
— Вот и хорошо.
— Эй, мужики, дайте юшки, а то помру, ей-богу! — раздался слабый голос из телеги.
— Во, вроде ожил, налейте ему, а то и впрямь помрет.
— Ой, не надо-о-о-о!
— Чего не надо?
— Водки не надо!
Надрывный голос, едва ли чуть не плач, из телеги потонул в общем хохоте.
— Кто ж тебе ее даст! Ты свое выпил! Ухи-то налить?
— Вот-вот, юшки… жиденькой…
Похлебав наваристой ухи, Степан поехал к начальству. Хорошо, хоть было чего сказать — мастер очнулся и целую миску ухи съел, значит, жить будет!
— Ну что, Фрол, веришь теперь?
— Да, правда твоя. — Фрол встал. — Семен там тревожится, поди, куда мы делись. Как бы в поиск не кинулся, разминемся.